И. Окстон - Всемирный следопыт, 1926 № 09

Осетры сперва дергали в разные стороны, потом потянули против течения. Плот медленно стал поворачиваться кругом себя. Шеримбай увидел один берег, потом воду, потом другой берег — и понял, что вертится на одном месте.

Наконец, плот быстро понесло по течению: выбившись из сил, рыбы повернули за водой, и веревка натянулась. Край плота дергало и наклоняло в воду. Шеримбай передвинулся на середину и со страхом смотрел на воду. Плот несло недалеко от берега, и старик увидел старых знакомых. Иргаш, верхом на осле, ехал с поля. Его сын подросток шел рядом.

— Здорово, Шеримбай, — закричал старик. — Зачем ты едешь по воде, разве у тебя ноги не ходят?

— Я везу рыбу на базар, — закричал Шеримбай.

В это время осетры дружно потянули и накренили плот. Старик стал загребать лопатой, чтобы сохранить равновесие, и проделал несколько удивительных телодвижений. Плот совсем приблизился к берегу и сел на мель.

— Смотри, как он сейчас будет тонуть, — наставительно сказал Иргаш своему сыну и остановил осла.

Шеримбай крепко выругал старика и спрыгнул в воду, чтобы оттолкнуть плот. Осетры перепутались и брызгали водой на мелком месте. Шеримбай с трудом распутал веревки, но самая большая рыба прибилась к мели. Шеримбай зажал ее между ногами и поволок к воде.

— Что это он делает? — спросил мальчик.

— Ты видишь, что он катается верхом на осетре, — невозмутимо ответил Иргаш. — Смотри, он сейчас поедет на ту сторону.

Мальчик расхохотался и стал прыгать на месте. Шеримбай отвечал бранью и, запыхавшись от усилий, тянул рыбу к воде. Зрители помирали со смеху. Скоро к ним присоединились еще трое. Плот сдвинулся с места и нелепо толкался на одном месте. Целая толпа народа подавала советы с берега.

— Шеримбай, купи вожжи, — кричал один. Плот ерзал по воде во все стороны, как большой поплавок.

— Тогда ты будешь ездить, как в русской телеге, — орал другой.

Шеримбай непрерывно ругался до хрипоты, и зрители от смеха не могли говорить. В это время плот попал на быстрое течение, и его понесло. Сперва было видно, как Шеримбай, ругаясь, размахивал руками, но потом осетры натянули веревки, и Шеримбай быстро понесся вперед. Люди побежали по бегегу, но скоро скрылись на повороте реки. Потом Шеримбай увидел их снова.

— Куда ты так быстро едешь? — закричал один с берега.

— Он их настегивает камчой (плетью), — заметил другой.

Шеримбай опять хотел выругаться, но побелел от страху. Рыбья упряжка повернула вправо, и плот пошел прямо к середине реки. Берег стал удаляться, и скоро далеко кругом стало расстилаться холодное желтое водяное пространство. Оба берега стали еле видны, и Шеримбай больше не слышал людей, оставшихся на берегу.

Весь день плот несло по холодным грязным волнам. Сперва страх заставил старика забыть о голоде. Потом он с'ел лепешку и стал бодрее. Камыш снизу намок, и плот сидел глубже, но Шеримбай обтерпелся и стал думать о водке. Он не заметил как наступил вечер. Взошла багровая луна, и Шеримбай, глядя на нее, запел песенку:

Потом Шеримбай улегся посреди плота, свернулся в комок и умудрился заснуть, хотя промок до костей.

Когда он проснулся, то не сразу понял, где он. Шеримбай отоспался за все бессонные ночи. Было уже поздно. Солнце поднялось довольно высоко. Плот сидел на мели, и Шеримбай увидел, что до кишлака было верст пять. Если бы плот не сел на мель, рыбака снесло бы далеко ниже.

Шеримбай сдвинул на воду плот, пожевал лепешку и подергал за шнуры. Все было в порядке. Тогда Шеримбай оттолкнулся совсем и быстро поплыл вниз по течению. Скоро на повороте показались глиняные дома кишлака. Шеримбай, как всегда, начал кричать, как будто его режут.

— Ай-яй-яй, — вопил Шеримбай, глядя на пустынный берег. Потом он закричал снова и замахал руками. С берега послышался ответный крик. Шеримбай увидел, как два человека прыгнули в лодку и торопливо погнали ее к плоту. Скоро они приблизились, и рыбак радостно закричал:

— Эг-га! Сегодня я думал, что меня пронесет мимо. Я целую ночь пробыл над водой. Мои старые кости болят от сырости. За то осетры совсем свежие.

— Ничего, ничего, бобай (дед), — отвечал здоровенный малый, наваливаясь на весла. — Доберешься до города, выпьешь русской водки.

Шеримбай промолчал. Он вовсе не хотел хвастать своими барышами. Парни приблизились, и Шеримбай сел в лодку.

Потом они переложили в лодку цыновки, и тут Шеримбай испугался по настоящему. Камыш так намок, что весь был в воде. Половина цыновок была совсем мокрая.

— Шеримбай, — серьезно сказал один из гребцов. — Через десять верст ты непременно утонул бы.

— Кысмет, — отвечал Шеримбай, держа одной рукой лопату, а другой пробуя шнур. Они под'езжали к берегу.

— Ничего, он переплыл бы верхом всю Дарью на осетрах, — сказал подошедший Иргаш.

Шеримбай плюнул в его сторону и промолчал.

Он никак не хотел переплачивать за свое спасение. Он обещал отдать две цыновки, и гребцы должны были этим удовольствоваться. Когда пристали к берегу, целая толпа смотрела на больших осетров, и все помогали Шеримбаю укладывать их на арбу и закрывать от солнца большими лопухами.

— Правда, что ты приехал на них верхом? — приставал к рыбаку какой-то мальчишка.

Шеримбай ничего не ответил. Он взобрался на арбу, запахнул свой халат так, как это делают старые богачи, и отправился в город.

— Нет, я не буду есть сомины, как хотите!..

— Но почему же?

— Я чувствую такое отвращение к этой рыбе, что не могу без содрагания даже смотреть на этот лягушачий рот, огромные усы, на черное скользкое тело…

Такого рода разговор происходил в столовой между матросом речного парохода и его знакомым. Я заинтересовался разговором, и вот, что мне удалось услышать:

— Было это, видно, лет десять тому назад… Я только что поступил кочегаром на пароход Волжско-Камского пароходного товарищества «Гиацинт», куда я перевелся с яхты «Мезень» из-за столкновения с механиком.

Служба на «Гиацинте» мне понравилась: здесь не было таких строгостей, как на яхте, матросы представляли из себя одну дружную семью, и командный состав держался по отношению к нам более терпимо. С матросами я быстро подружился, особенно же я сошелся с одним из них, безусым мальчиком Николаевым, славным, застенчивым, безобидным матросиком, любимцем всей команды… После вахты мы с ним просиживали, в разговорах, целые вечера, пока сон буквально не валил обоих с ног…