Павел Аренский - Всемирный следопыт, 1931 № 04

Площадь опустела. Лягушки, почувствовавшие себя наконец спокойно, заголосили посреди города так, как-будто бы они были одни на всем свете.

Коллектор Сетон получал каждые пять минут донесения о происходящем. Он ходил взад и вперед по террасе, помахивая в воздухе белоснежным шлемом, который он то надевал на голову, то снимал. Заметив на улице группу прохожих, смотревших на крыльцо, он поспешил опустить дверную штору.

— Ну, как дела, Томсон?

Томсон, скептическая фигура в полицейском мундире, вытянулся и доложил о развязке.

— Прекрасно.

Коллектор открыл штору и вышел на крыльцо. Люди на улице попятились. Коллектор повысил голос.

— Я упомяну ваше имя завтра в беседе с сэром Ватсоном. Арестованных немедленно отпустить! Идите, Томсон. Постойте, скажите им, что я друг Индии. Вы знаете мои взгляды: мир, мир и мир. Идите.

Через час коллектор снова вызвал Томсона.

— Как арестованные?

— Успокаиваются, сэр.

— Так они еще не выпущены? Торопитесь, торопитесь, Томсон. Мое приказание было категорическое.

— Немедленно, сэр. Я выжидал, пока уляжется возбуждение. Они еще кричат и угрожают, в частности по вашему адресу.

— Что же они говорят?

— Грозятся порубить деревья в вашем саду.

— Какая чепуха! Это краснорубашечники [7] Революционная организация в северо-западной Индии. ?!

— Не думаю, сэр. Но полагаю, что одна ночь, проведенная в амбаре, несомненно изменит их взгляды. Завтра утром мы их выпустим.

— Но завтра утром приезжает сэр Ватсон. Вы понимаете, что у нас должно быть все в порядке?

— Так точно, сэр. Поэтому, я полагаю, благоразумнее выпустить их вечером, после отъезда сэра Ватсона.

Коллектор помолчал.

— Прочны ли стены амбара? — спросил он. — Позаботьтесь удвоить стражу и никого не подпускать туда.

— Слушаю, сэр.

Сурама сидел один и смотрел на далекие горы, цепеневшие в фиолетовой мгле. Никто больше не зашел навестить его, но он был спокоен. Он выполнил свой долг и покончил с «сансарой». Завтра утром он покинет дом и освободится совсем.

Когда стемнело, зашел Ариф с папироской в зубах.

— Спасибо, Сурама, — сказал он, — ты оказал истинную услугу народу. Сорок человек арестовано и сидит в казенных амбарах. Среди них женщины и дети.

Этого Сурама не ожидал. Лицо его потемнело.

— Подожди, друг. Ты говоришь, там есть и дети? Но ведь амбары кишат крысами?

— О, да.

И, взглянув искоса на соседа, Ариф сплюнул и полез через плетень.

— Я говорил, тебе надо было убить эту обезьяну, — засмеялся он из темноты.

Сурама прошелся по саду. Он не смотрел кругом, глаза его были опущены и темны. Войдя в дом, он засветил фонарь и вынул из ножен свою саблю. Нет, клинок еще не заржавел. Он осторожно вдвинул его обратно. Руки его слегка дрожали.

В углу темнел старый деревянный сундук. Он наклонился над ним и из-под груды полинялых одежд Матэ достал маленький разноцветный узелок. Потом вымыл руки, перевязал тюрбан и вышел из дому.

Душная и жаркая ночь висела над городом. Кабинет коллектора тонул в сонной мгле зеленой лампы. Тускло поблескивали шкапы с книгами и пыльными древностями. В углу цепенела деревянная статуя с черной бородой. Другая, подобная ей, стояла посреди комнаты с узелком в руке. Это был Сурама.

— Все знаю, все знаю и благодарю, — встретил его коллектор. — Садитесь, мой друг. Наконец-то вы у меня.

— Саиб, я пришел с просьбой. Когда сегодня днем явились солдаты с топорами…

— Ошибка, грустная ошибка, мой дорогой. Рубка приостановлена, и сад остается вашей неприкосновенной собственностью.

— Я пришел просить освободить людей, которые сидят в амбаре. Они взяты по моей вине.

— Это было моим первым побуждением. Завтра они будут все на свободе.

— Я прошу освободить их сейчас. Они не могут сидеть в амбаре.

— Не могут? Почему?

— Там крысы.

— О, крысы не причинят им вреда. Я обещаю вам, что завтра все до единого будут выпущены. Теперь же я хочу показать вам мои рукописи.

Коллектор зажег другую лампочку и перешел к шкапам. Он вынимал одну вещь за другой, рассказывая ее историю. Но Сурама не тронулся с места.

— Саиб, — сказал он, — вот вещь, которая также принадлежит вам и которую я хранил у себя до сегодняшнего дня.

Он поклонился и положил на стол разноцветный узелок.

— Что это? — спросил коллектор, не решаясь притронуться к платку.

Сурама сам развязал его и вынул длинный алый шарф.

Коллектор вздрогнул. Впрочем, он скоро овладел собой.

— Шарф? Но как это мило с вашей стороны!

— Я нашел его в вашем саду двенадцать лет назад, — сказал Сурама и опять поклонился.

— Двенадцать лет хранить такую безделицу! Но это поистине восточная деликатность.

— Отпустите арестованных, саиб.

Коллектор аккуратно сложил шарф и положил его под пресс на столе. Затем сделал строгое лицо.

— Это невозможно, не будем больше об этом говорить.

Последовало длительное молчание.

— Я не могу уйти отсюда, пока они не будут на свободе, — тихо сказал Сурама.

— В таком случае вы останетесь здесь до завтра, чему я буду очень рад, — любезно улыбнулся коллектор.

Он опять заговорил о своих редкостях, осветил деревянную фигуру, которую назвал «брадикабуддой», и повертел молитвенной мельницей. Сурам молчал. Коллектор посмотрел на часы.

— Вы в самом деле думаете стоять здесь до завтра?

Сурама не поднял головы. Коллектор прошелся по комнате.

— Я не хочу ссориться с вами, Сурама, но вы должны понять, что мне достаточно было бы позвать слуг, чтобы вывести вас отсюда и кончить эту сцену.

Сурама молчал.

— Хорошо, оставайтесь здесь.

Коллектор запер входную дверь, задвинул ящики стола и вышел. Сурама остался один. Он не переменил позы и не шевельнулся.

Через час дверь тихо открылась и вошли супруги Сэтон. Молча поглядели они на индуса и обменялись взглядами. У миссис был сильно встревоженный, даже испуганный вид.

— Вам ничего не надо? — спросила она. — Может быть чаю? — и она перевела беспомощный взгляд на мужа. Тот покачал головой.

Сурама молчал. Супруги еще постояли и вышли.

— Что же это будет? — спросила она. Коллектор пожал плечами.

— А Ватсон?

— Что же Ватсон? Говорят, он большой знаток страны. Он конечно слышал об этих спасающихся отшельниках. Иметь среди прочих редкостей музея своего домашнего «столпника» не так уже плохо.