Юрий Черниченко - Хлеб

Но Иван Михайлович Фалетров, не молчун даже, а человек той крестьянской серьезности, что велит или дело сказать, или промолчать, не мог взять в толк, чего я добиваюсь. Лучинин позвал его потому, что боялся промазать, недосеять, — это он повторил мне несколько раз. Про урожай он сказал, что корень в севооборотах и в том, чтобы все делать по-людски. Севообороты ввели ,но культура пока «храмлет». А народ в «Колосе» способный — тверские переселенцы, тут всегда хлеб был получше, чем, скажем, в Борисоглебе, в колхозе «Победа». Сейчас разница, «кругло» говоря, в десять центнеров: «колосяне» две тонны берут, борисоглебцы — одну. Там не переселенцы, нет.

Из рассказа Ивана Михайловича я должен был заключить, что у кормила в «Колосе» не только не исключительные, а даже явно средней подготовки и невесть какого опыта люди. Сам Фалетров после службы во флоте был послан райкомом в какую-то краткосрочную областную школу, с тех пор и работает, а диплома настоящего нет. Добрынин же начал тут бригадиром, после сколько-то лет председательствовал в «Победе», теперь вернулся, руководит.

Я ходил за Фалетровым тенью, записывал про севообороты и нормы высева, впрямь не находя ничего, кроме элементарного соблюдения агроправил. Газетчикам знакомо это тоскливое ощущение — пробуксовка. Будто и вникаешь, и сведений уже целый короб, и поднадоел всем, а ясность все так же далека, и все крепче желание прекратить рытье там, где, видать, нет ничего. Не изъезди до того Калининскую область, и принял бы за ответ мифическое тверское происхождение «колосян».

Стоило согласиться с тем, что Лучинин поступил только естественно, и весь образ действий председателя и агронома («стиль руководства» в данном случае — слишком выспренне) лишался всякой значительности и оказывался простым, как сельская местность.

…В зерноскладе знакомый мне мужик, Виктор Краснощеков, возится у импортной очистительной машины — решета подбирает, что ли. Фалетров обходит его стороной, не заговаривая, не поздоровавшись даже. Я было подошел, но Иван Михайлович тронул за рукав:

— Сейчас к нему нельзя. Горячий, еще пошлет… Он сам наладит, потом зайдем.

…У фермы — денник, где доят. Сюда навезли торфа, компост делать. Заведующая Анна Федоровна, бывшая доярка, отменного спокойствия и веса женщина, мирно, без всегдашней дояркиной готовности к крику, говорит Фалетрову:

— Михайлович, вы когда эту пыль уберете? Сулили подстилку, а стало хуже, чем на дороге. Молоко грязнится.

Смотрим на марлю во флягах: да, пыль. Но агронома дело — удобрения, о чистоте молока должен заботиться зоотехник. Фалетров ли виноват, что нет хорошего подстилочного торфа?

— Ладно, скажу, чтоб больше не везли…

…В июньское воскресенье, когда рожь уже выколосилась, а яровые покрыли землю, — районный семинар, смотрины полям, Добрынин подвел череду «москвичей» и «газиков» к ржаному полю. Великолепная рожь, мышь не проберется, колос в четверть длиной. (Намолотили с того поля по пятьдесят центнеров на круг!) Представить такой хлеб знающим толк соседям — удовольствие и почет, каких в году немного. Но отвечает-то за зерно агроном — и председатель отходит в сторонку, отдавая слово Фалетрову. Иван же Михайлович начинает толковать о своей промашке: надо было ставить на метр по семьсот растений, да побоялся — не выдержит земля. Председатель молча грызет стебелек! Помалкивают и соседи: хвалить такое поле неловко.

…Осенью всем колхозницам раздают «уроки» — тресту поднимать. Жене Ивана Михайловича Лиде трудней, чем иным: оставить дома некого, сама и с огородом, и с коровой. Соседки, понятно, обогнали. И вот, выкраивая в день по два-три часа, на стлище работает агроном. Поднимает, как и все, тупым серпом, но в женском деле не мастак, к тому ж радикулит мешает. Бабы добродушно посмеиваются: «Это, Иван Михайлович, не землю пробовать». Понятное дело, колхозу агрономовы льняные снопы обходятся дорого. Но, пока соломкой это не сдают, тяжесть должна лежать равномерно на всех.

…Перед праздником пятидесятилетия в конторе судят-рядят, кого отметить премией и как — деньгами или подарками. Юбилей такой, что малым не отделаешься: придется приемники брать и отрезы. Спор обостряется, и все явственней мнение: одарить всех до единого! Неужто люди не заслужили! И который сейчас из годов вышел — он в войну тянул! Добрынин взывает к разуму: это ж хозяйственно невыгодно, всех отметить — значит никого… Страсти все жарче: рублей хоть на пять, но чтоб память была у каждого! Подумав, Добрынин и сам голосует за «обезличку». Ивану Михайловичу на торжестве вручат фосфорного орла (в темноте светится), женщинам — зеркала, сахарницы…

Нет-нет, ничего символического во всем этом нету! И подарки — не какой-то там триумф народовластия, а расчет Добрынина (лучшие-то полеводы доплату получат по хозрасчету), и треста Фалетрова — не патриархальная уравниловка, а право жестко и неукоснительно взыскать с любого-каждого. Но пришла наконец ко мне спасительная мысль: глядеть на «Колос» со стороны Борисоглеба, сопоставить вместе с урожаями и статуты колхозников — и частности стали обретать значимость.

Атмосфера. Общественная атмосфера! Главная разница между соседями в том, как живется и работается, кем чувствует себя человек.

Руководит «Победой» Георгий Федорович Голубков. В свое время был секретарем райкома, сельхозуправление вел (тоже, между прочим, без диплома). Он-то и посылал на учебу Фалетрова и, как рассказывают, помогал выводить «колосян» в люди (без большого, судя по старым сборам, успеха). Себя не жалеет, вникает в каждую мелочь, взыскателен и строг. Успех «Колоса» задевает его, объясняет он его «звездной рентой»: богатому и черт люльку качает…

«Победа» — колхоз отнюдь не отстающий, скорее «крепкий середняк». Глядеть сверху, так кое в чем превзошел и «Колос»: центральную усадьбу, например, застроил стандартными домами. Дозы удобрений почти равные с «Колосом», надои, сборы тресты тоже сравнимы. На виду будто один серьезный разрыв: в намолоте зерна.

Но копнуть глубже — хозяйства-то совсем разные. Сумма прибыли у «Колоса» в два с лишним раза выше, чем у «Победы». Один человеко-день в зерновом производстве у «колосян» дал 3 рубля 76 копеек прибыли, в Борисоглебе — рубль 94 копейки, в льноводстве соответственно — 11 рублей и два сорок три. И уже определяющая всю обстановку разница: на человеко-день в шестьдесят шестом «Колос» выплатил 4 рубля 86 копеек, «Победа» — 2 рубля 74 копейки. Пропасть! Будто не в четырех километрах от Борисоглеба лежит колхоз Добрынина, а за горами, за долами, будто не бегают каждый день внуки к бабушкам из одной деревни в другую…

А потому пропасть, что в Борисоглебе…