Борис Акунин - Любовь к истории (сетевая версия) ч.2

Однако содрогнулся я не от кошмарной фантазии, что буду вынужден защищать падшего Путина. О нет! Мне, почтенные читатели, привиделся концерт в поддержку этого узника совести. И то, как я поеду туда проявлять солидарность…

Во-первых, я представил, где может происходить подобное мероприятие. Наверное, ох, в каком-нибудь Тегеране или Пхеньяне. Где ж еще?

Во-вторых, кто там будет выступать? Вероятно, те мастера культуры, которые сегодня столь горячо поддерживают Владимира Владимировича и возглавляемую им партию?

Леденящая картина предстала предо мной, когда я вообразил этот пир духа.

На сцене поют Бабкина с Кадышевой и Дима Билан с Басковым, гоняют тигров братья Запашные, декламирует стихи про духовное Николай Бурляев. Ну и Розенбаум, конечно.

А в зале, среди соответствующей публики (ну там Грызлов, Эрнст с Добродеевым, Любовь Слиска, Пушков-Леонтьев) сидим плечом к плечу мы с Людмилой Улицкой, отдуваемся за профессию. На груди у нас значок «Свободу ВВП!», на бледных устах испуганная улыбка. Потому что никуда не денешься. Сиди, терпи.

И стало мне страшно. Реально , то есть нереально (это ведь теперь синонимы) страшно.

oadam

Если власть переменится и вместо Ходорковского и Лебедева будут судить Путина и Медведева, то на сцене будут те же самые исполнители, что и вчера в Страсбурге, а в зале — та же самая публика (ни Бабкиной с Кадышевой, ни Эрнста с Добродеевым мы бы там не увидели).

Одно это и примеряет меня с этими действами.

cage_of_freedom

ОБ МБХ

Волк с выбитыми зубами и оторванным хвостом не правращается автоматически в овечку. Если один хищник задрал другого хищника — проигравший от этого не становится агнцом. Он просто — проигравший в драке ныне буззубый и бесхвостый хищник. Которого теперь даже жаль. Как и любого проигравшего.

Разумеется то, что произошло с МБХ — правосудием не является. Это расправа одного бандита с другим. Хотя — и в стране вроде США — МБХ получил бы от 25 лет до пожизненного. Аналогов этой истории — предостаточно. Проблема с судом над МБХ не в том, что он сидит, а в том, что в соседней камере не сидит Путин. (Впрочем — и такие вещи случаются постоянно. Например — вся ВОВ была в некотором смысле победой одного бандита над другим.)

В общем — вся эта история известна в деталях и пошагово. О ней написаны книги и куча статей. С ее участниками тоже уже давно все ясно. Ангелов среди них не наблюдается.

О СЕКТЕ СВИДЕТЕЛЕЙ ХОДОРКОВСКОГО

Избирательное правосудие — отвратительно. (Хотя, увы, это часто бывает. Наказывают одного как предупреждение для других). Но не менее отвратительна — избирательная правозащита. Когда в стране, где беззаконие — норма — численно крохотная, но чрезвычайно активная клака МБХ, постоянно мусолит эту и только эту историю. Все убийства (Эстемировой, Евлоева и т. д.) все неправосудные посадки (Мохнаткин и т. д.) — забываются у нас максимум через пару месяцев. Но это дело всплывает в СМИ с регулярностью не меньше одного раза в две недели. Можете сами проверить по «Радио Свобода» и «Эху». Просто названия их программ: «Сегодня обсуждаем заявление адвокатов, что МБХ должен быть освобожден». Часовая программа. «Мама Ходорковского говорит — «его никогда не освободят», «Папа Ходорковского исполняет песню «Где же, где же мой сыночек». (Это не шутка — была и такая программа). И все это — постоянно. Изо дня в день.

Те люди, которые раньше говорили про наше ТВ — «тошнит уже от Путина», теперь говорят — «тошнит уже и от Ходорковского». От этой постоянной заказухи. Перекормили.

Когда этот процесс начинался то я был очень рад пристальному вниманию СМИ к нему. Потому что надеялся, что мы узнаем правду о том, что творилось в те годы. И что таким образом — процесс обернется против тех, кто его инициировал, против Кремля. Но к сожалению вместо правды — мы получили войну тухлой путинской пропаганды с олной стороны — и не меньшей пропаганды со стороны клаки МБХ, когда из него начали делать ангела. И вот это уже было ошибкой. Его адвокат Шмидт (если бы сам не слышал — не поверил бы) — прямо называл МБХ — гением. Сказал — что он и не предполагал, что ему доведется в жизни встретить гения. И вот — довелось. Такое вот счастье в жизни адвоката случилось.

Такого в нашей стране о живом человеке не говорилось со времен Сталина. До такого облизывания даже Путину далеко.

И так — постоянно. Выступления адвокатов, заявления бывшх сокамерников, секретарей суда, а в перерывах — концерты.

И эта заказуха об одном И ТОЛЬКО ОДНОМ деле — что она означает? Эта избирательная правозащита? Это намек властям: «Остальных граждан страны — хоть с кашей ешьте, но наших — не трогать! По ОБСЕ затаскаем»

12.06.2011

Еще одна поразительная судьба, еще один прототип, который я собирался использовать в романе про гражданскую войну, а потом передумал. По двум причинам: во-первых, это опять случай, когда правда жизни слишком невероятна и в художественном произведении вызовет ощущение перебора; во-вторых, тему незаурядного человека, оказавшегося своим среди чужих, я решил исследовать в другой книжке, с другим персонажем.

Какова этическая конструкция, психологическая защита, мимикрия сознания у того, кто по собственному выбору пустил корни во враждебной среде и добился в ней лидерства?

Вероятно, некоторые из вас слышали про Бориса Штейфона — еврея, сделавшего хорошую карьеру в пассивно юдофобской системе, еще более успешную — в активно антисемитской и совсем блистательную — в мире, где его соплеменников люто ненавидели и поголовно уничтожали.

Борис Александрович Штейфон родился в 1881 году в Харькове в семье крещеного еврея-мастерового и дочери православного дьякона, то есть, собственно, являлся полуевреем, однако, как известно, для антисемитов вполне достаточно и половинки.

В царской России еврейство — во всяком случае, официально — определялось не составом крови, а вероисповеданием, поэтому Штейфон смог поступить в офицерское училище. Армейская среда относилась к евреям уничижительно, антисемитские шутки и жидоморные настроения там были в порядке вещей. Как себя чувствовал юнкер еврейского происхождения в такой атмосфере, описано в мемуарах выкреста М. Грулева «Записки генералa-еврея». Наверняка Штейфон, как и Грулев, сделал обычный для пытающегося адаптироваться еврея вывод: я должен быть безупречен, я обязан стать первым, и тогда меня сочтут «своим».

Адаптироваться молодому человеку удалось. Он виртуозно сочетал юнкерские проказы, приносившие популярность среди товарищей, с успехами в учебе и окончил училище по первому разряду. Отправился добровольцем на японскую войну, заслужил там пять боевых орденов, а затем сумел пройти конкурс в академию Генерального штаба, то есть вошел в элиту офицерского корпуса. Это тем более примечательно, что как раз в эти годы антисемитизм в царской армии уже и официально вышел за пределы графы «вероисповедание» — в военные училища перестали принимать даже выкрестов.