Владислав Корякин - Нас позвали высокие широты

Нам не оставалось ничего другого, как развернуться в пределах того, что позволяла волна, и уходить к известному каждому гляциологу леднику 14 июля, на котором почти тридцать лет назад Х. В. Альман и X. Свердруп впервые опробовали свои балансовые подходы. Разумеется, воспользоваться картами в создавшемся положении нечего было и думать, поскольку все внимание уходило на управление шлюпкой, и выручала только хорошая проработка маршрута, позволявшая держать необходимую информацию в памяти. Подходящую лагуну, спасительную для нас, я отметил про себя у южного, левого участка фронта, перед которым нам предстояло пройти. Оставалось только уповать, что столь знаменитый ледник не обрушит на своих почитателей солидного айсберга…

При входе в Кросс–фьорд я получил зрительное впечатление о происходящем в море, поскольку из бухты Эбелтофт навстречу волне вышел старый знакомец «Сигналхорн», смотреть на который было страшновато: его полубак, укутанный в пенные буруны, практически не выходил на поверхность. В другой ситуации я бы подумал: «Во дает!» — но сейчас подобное можно было сказать про нас.

В бухту перед ледником 14 июля мы влетели полным ходом и застопорили мотор прямо перед фронтом ледника 14 июля: такое можно было наделать только со страху. Измученные и опустошенные, мы сидели в нашей шлюпке, измотанные до предела, и просто смотрели на море и солнце, словно не веря в свое спасение. Насколько нас хватит при таких приключениях?.. А я еще вспоминал пересечение Русской Гавани десять лет назад перед фронтом ледника Шокальского. Наши невеселые размышления прервало падение небольшой глыбы у фронта ледника, через минуты полуметровая волна выплеснулась на косу, изрядно встряхнув нашу шлюпку. Мы тут же ушли за косу, разгрузили шлюпку и, наскоро поставив палатку, влезли в спальники и словно провалились в забытье под непрекращающийся грохот айсбергов. Но вскоре произошло нечто необычное. Особо мощный грохот обвала сменился отдаленным гулом, нараставшим с каждым мгновением и напоминавшим приближение тяжелого поезда. Полусонные, наполовину высунувшись из палатки, мы увидали, как с натуженным ревом вдоль косы неслась высоченная волна, мутная от поднятой со дна гальки, увенчанная белопенным гребнем. Убедившись, что коса надежно защищала нас от ее ярости, мы снова погрузились в спасительный сон, в котором так нуждались, в нашем новом убежище, оказавшемся, образно говоря, мышеловкой.

Отоспавшись и отъевшись, мы спешно покинули наше то ли убежище, то ли западню, предварительно положив на карту положение фронта ледника 14 июля. У входа в Кросс–фьорд еще бесновались волны, а мы пошли по этому фьорду на север от одного ледника к другому, действуя по отработанной схеме — высадка, общая рекогносцировка, привязка фронта ледника, снова посадка на «Беду», совсем как в известной детской присказке: жил–был царь, у царя был кол, на колу было мочало, начинай сначала…

17 июля мы пришли в бухту Сигне, напоминавшую узкую щель на восточном побережье полуострова Митре. Мы не могли ждать, пока на его внешнем берегу волнение Гренландского моря завершится, и, пересекая полуостров, успешно привязали концы ледников Первый и Второй: есть и такие топонимы на Шпицбергене. Однако растрескавшийся конец Второго ледника преградил наше дальнейшее продвижение на север. К этому времени наша статистика, которую мы надеялись пополнить при возвращении в Баренцбург, количественно приобрела уже вполне достойный вид.

Возвращение в бухту Сигне вновь позволило прикоснуться к недавней истории Шпицбергена, его роли во Второй мировой войне, в частности деятельности немецких метеостанций, поставлявших необходимую информацию в штабы люфтваффе и кригсмарине. Судьба станции с наступлением лета определялась своеобразным соревнованием, кто вперед доберется до такой станции: немецкая подлодка, чтобы эвакуировать ее персонал, или союзный отряд, чтобы разгромить ее, как это произошло здесь весной 1943 года. Мы застали только развалины: остатки сгоревшего жилья, металлические бочки с готической вязью, какая–то драная обувь, россыпь позеленевших гильз, изломанные приборы, груды консервных банок, среди которых выделяются красные коробки португальских сардин, вполне сохранивших вкусовые качества для советских желудков.

В Ню–Олесунн мы вернулись 20 июля, где на нас обрушилась настоящая лавина событий. Встретили наших, от которых узнали, что по плану спустя неделю в Белсунн уходит судно, которым мы можем воспользоваться. Наконец, нам с нашей шлюпкой предстоит обеспечивать высадку французского отряда у памятного ледника 14 июля, в котором участвует и наш Володя Михалев со своим ручным буром. Этот отряд по выполнении программы должен был самостоятельно добираться пешком (совсем как мы на ледниковом плато Ломоносова) на побережье ближе к Ню–Олесунну, с попутной термометрической съемкой, откуда его собирались забрать уже местными силами. Соответственно, 21 июля мы забросили все необходимое к конечному пункту маршрута франко–русского отряда, а на следующий день высадили его у ледника 14 июля. Забегая вперед, отмечу, что отряд успешно справился со своей задачей, затратив на всю операцию пять суток, одолев шестьдесят километров по леднику, сняв отсчеты по рейкам, установленным год назад, отрыв очередной шурф, со дна которого заложили термометрическую скважину. По сравнению с наблюдениями Альмана ситуация здесь претерпела мало изменений, но этот шведский исследователь, похоже, несколько занизил величину питания ледника 14 июля и соседнего ледникового плато Изаксена.

Теперь же нам на шлюпке предстоит срочный бросок в Баренцбург, если мы хотим воспользоваться попутным судном для заброски в Беллсунн, вместо того чтобы тратить время, пробираясь туда вдоль опасного побережья на шлюпке, разумеется, не отказываясь от попутных наблюдений. Что за гонку мы устроили самим себе!

При этом уже в Форлассуннете мы помогли перебазировать лагерь англичан–геологов (к сожалению, никого из знакомых по 1965 году), затем приступили к собственной программе на горных ледниках по восточному берегу пролива. В сложившейся обстановке наши действия приобрели специфический лихорадочный характер. Уже в пути мы намечали стоянку, наиболее отвечавшую интересам Троицкою, где и высаживались на берег. Ставили палатку, а я, набив карманы сухарями и сухофруктами, вооружившись планшетом с картой и буссолью, рысью направлялся к ближайшим ледникам, чтобы в темпе определить положение их концов, а также, если повезет, то и высоту границы питания. Почему–то всегда приходилось спешить, пока облачность не накроет ближайшие вершины, по которым мне предстояло засекаться в процессе этой работы. Добравшись до очередного ледника, в темпе определяю засечками начало привязки, ближайшие ориентиры на местности, затем очередные азимуты и подсчет шагов, с очередными засечками при завершении этой работы. Таким образом обычно удается привязать целый куст таких ледников, в самом жестоком темпе, «заправляясь» на бегу содержимым карманов, за несколько часов преодолевая километров 25. С возвращением в лагерь поглощаю то, что приготовил мой товарищ, и забираюсь в спальный мешок. На очередной высадке все повторяется в той же последовательности. Как ни удивительно, мы уложились в отведенные нам сроки и 27 июля были в Баренцбурге, чему, несомненно, благоприятствовала погода просто мы не упустили ее, что далось нам напряжением всех сил. Главное в другом: шлюпка обеспечила нам независимость в нашей маршрутной деятельности и, соответственно, новые результаты, а физические перегрузки не в счет, какие мелочи…