Владислав Корякин - Нас позвали высокие широты

Два события. Первое: нас проверил вертолет, вывозивший геологов. Убедились, что я благополучно добрался, как наметил. На этот раз все общение, пронеслись над нами как тени, и чьи–то лица в иллюминаторах, и все… Второе: под домиком живет песец, которого мне пришлось выручать. В поисках съестного так засунул голову в консервную банку, что мог задохнуться.

К ночи ухудшение погоды, тучи, резкий шквалистый ветер, Леня возвратился очень вовремя. Впервые около полуночи зажгли свечу для освещения».

Все последующие события, вплоть до 7 сентября, когда мы вернулись пешком в Баренцбург, связаны с завершением полевого сезона, который дался непросто. Свой третий, в полном смысле решающий, полевой сезон на Шпицбергене мы заканчивали в бухте Фритьофхамна у фронта ледника Фритьоф, образованной моренами этого ледника, создавшими достаточно надежное укрытие для нашей шлюпки. Определенно лето заканчивалось, и пространство тундры на Берегу Норденшельда с каждым днем все больше напоминало нам об этом поблекшими красками под хмурым сумрачным небом. Связи у по радио у нас по–прежнему не было, и мы могли лишь рассчитывать на конкретную дату, о которой сообщили из лагеря геологов в последних числах августа. Правда, при благоприятной погоде мы рассчитывали, не дожидаясь назначенного времени, рвануть в Баренцбург самостоятельно на нашей шлюпке в обход Земли Норденшельда с запада, с риском оказаться под ударами волнения с запада с открытого моря примерно на семидесятикилометровом участке скалистого побережья. По собственному опыту мы представляли, что это такое, и подобный заключительный марш–бросок мог состояться лишь в условиях достаточно устойчивой благоприятной погоды. Дни шли за днями, а она никак не наступала, и из нашего укрытия нам только и оставалось, что изучать систему сулоев в проливе Аксель, с явлением которого мы познакомились две недели назад в проливе Мария.

День за днем мы наблюдали, как сплошные вспененные гребни яростно бились в узкой полосе прилива. С каждым днем наше терпение иссякало и иссякало. Самостоятельное возвращение в Баренцбург под собственным флагом собственными силами: красивый финал, который был оправдан лишь в условиях установившейся приличной погоды, которой, однако, не было. Не было — и все тут… А потом в проливе Аксель (который также предстояло форсировать на шлюпе) произошло событие, отбившее у нас охоту к приключениям.

По таблицам приливов–отливов время высокой воды миновало, и вода из обширного Ван—Миен–фьорда начала бурным потоком изливаться в Гренландское море, в чем мы легко убедились с нашего наблюдательного пункта на ближайших моренных холмах. Вместе с потоком в пролив довольно лихо вошел небольшой айсберг. Поколебавшись, словно раздумывая, что предпринять, он вдруг описал странный пируэт, а затем, вздымая белый бурун, устремился обратно навстречу течению. Мы конечно знали, что теоретически существуют еще и противотечения на глубине, но наблюдать подобное явление, противоречившее здравому смыслу, в нашем положении было, как говорится, уже слишком! Тем более что дальше последовал заключительный финал: айсберг по какой–то прихоти неизвестных нам сил стал крутиться на одном месте, потом странно вздрогнул и стал разваливаться на куски. Это была демонстрация таких сил, которым мы не могли противостоять…

Ждать, ждать и снова ждать — все, что нам оставалось. В разговорах мы пытались подвести итоги всех трех полевых сезонов. Так или иначе, в трех ледниковых районах проведены полустационарные исследования, причем в системе природных взаимосвязей, выявленных результатами съемок снегонакопления и границ питания ледников, то, чего не было до наших исследований. Как не были использованы в должной мере карты и аэрофотосъемка, показавшая, каким образом здешние ледники превращаются в полупокров, характерный для Шпицбергена, что нашло отражение в классификации новых форм ледников. Точно так же (в значительной мере благодаря картам, полученным из Норвежского полярного института) наши сведения на порядок превышают сведения Х. В. Альмана, причем на принципиально новой основе, позволяющей оценивать поведение ледников разных типов. Наконец, Троицкий доказал наличие принципиально новых связей между современным и древним оледенением архипелага, причем оба мы считаем современное оледенение молодым, с возрастом всего в несколько тысяч лет. Определенно, как поется в бардовской песне, «не зря топтали мы подметки», даже если наши достижения устраивают не всех наших коллег. Однако окружающая реальность заставила нас уже в ближайшие дни вернуться к проблеме завершения полевого сезона.

Дождавшись назначенного дня, мы уложили рюкзаки и перешли пешком в бухту Ван—Мюйден, где была назначена встреча с судном. Результаты наблюдений, карты и дневники, завернутые в шлюпочный флаг, лежали в большом нагрудном кармане моего анорака.

За ночь снег на склонах ближайших гор опустился совсем низко, почти до уровня приморской равнины. Зима явно наступала нам на пятки, упорно и неотвратимо. Прошмыгнул песец в беленькой шубке, да и олени явно переходят на зимний наряд: все одно к одному. Природа суровеет на глазах. Там, где равнина встречается с морем, время от времени возникают огромные белые заплески, но так далеко от нас, что мы не слышим гула разъяренного моря вдали от нашей спокойной бухты. Картина одновременно суровая и фантастическая. Час за часом мы обшариваем биноклями пустынный горизонт. Никаких признаков судна, шторм усиливается, и, изменись немного ветер, нас уже не смогут забрать с берега. Дождь со снегом неумолимо набирает силу, и в нашем положении пора принимать решение на последний маршрут сезона, даже если он будет холостым, без наблюдений…

Дикие вопли ветра в скалах, клубы дождя со снегом, видимые даже в ночи, белый от снега силуэт напарника, месиво размокших сухарей в кармане пополам с табаком, ледяные берега озера Конгресс с тысячами маленьких радуг от ледяной пыли, подхваченной ветром, и, наконец, резкий голос далекой воздуходувки возвестил нам о возвращении к людям, которым нам предстояло объяснить, каким образом спустя столетие наследие Норденшельда на основе нашей концепции обрело новую жизнь в системе природных явлений Арктики, на страницах очередной научной монографии, сменив на время прелести полевой жизни на комфорт научных кабинетов.

Можно было считать, что после полевого сезона 1967 года мы получили высшее полярное образование, даже если оно не было оформлено соответствующим дипломом, который заменила очередная монография «Оледенение Шпицбергена. (Свальбарда)», увидевшая свет в 1975 году, в которой мне довелось выступить автором концепции, объединившей усилия специалистов разных направлений. Но когда вскоре возникла возможность поиска природных взаимосвязей по всем описанным выше архипелагам, это потребовало создания новой концепции более высокою уровня, уже не требовавшей многих лет интенсивных полевых исследований, как это было описано ниже. Правда, однажды мой опыт и знание понадобились в тех местах, где начиналась моя деятельность в Арктике. Против перспективы возвращения в молодость я не мог устоять.