Коллектив авторов - Топографии популярной культуры

Robin R. Stalinism and Popular Culture // The Culture of the Stalin Period / Ed. H. Günther. London: Macmillan, 1990. 15–40.

Said E. Orientalism. New York, N.Y.: Vintage, 1978.

Soja E. Postmodern Geographies: The Reassertion of Space in Critical Social Theory. London: Verso, 1989.

Soja E. Thirdspace: Journeys to Los Angeles and Other Real and Imagined Places. Oxford: Blackwell, 1996.

Storey J. An Introductory Guide to Cultural Theory and Popular Culture. Hertfordshire: Harvester and Wheatsheaf, 1993.

Tally R. T. Jr. Spatiality. London; New York: Routledge, 2013.

Tuan Y. – F. Topophilia: A Study of Environmental Perception, Attitudes and Values. New York, N.Y.: Columbia University Press, 1990.

Warf B. and Arias S. Introduction: the Reinsertion of Space in the Humanities and Social Sciences // The Spatial Turn. Interdisciplinary Perspectives / Eds. B. Warf & B. Arias. London: Routledge, 2009. 1–10.

Westphal B. Geocriticism: Real and Fictional Spaces. New York: Palgrave Macmillan, 2011.

Williams R. Keywords. A Vocabulary of Culture and Society. Oxford: Oxford University Press, 1976.

Williams R. The Country and the City. Oxford: Oxford University Press, 1973.

Рассказы сэра Артура Конан Дойла о Шерлоке Холмсе и их различные экранизации и интерпретации играли и продолжают играть важную роль в создании максимально типичных английских пространств, наполняя их местным колоритом и понятным всем обаянием. Наше представление о пространстве практически полностью формируется на основе пространственных конструкций, представленных в медийной сфере, и массовые (популярные) медиа, вне всякого сомнения, играют определяющую роль в толковании и распространении характерных примет пространства и местности. Конечно же, пространства как в литературе, так и в медийной сфере в целом представляют собой нечто большее, нежели бесстрастный набор признаков или статичный фон динамичного действия. Являясь центральной составляющей художественного мира, пространство всегда семантизировано; оно несет в себе смысловое содержание, которое тесно связано с культурными концептами и, таким образом, включено в социальные иерархии, нормы и распределение власти. Джэнис Фиаменго (Fiamengo 2004: 246) справедливо отмечает, что репрезентации места никогда не сводятся до уровня простых нейтральных описаний, хотя (или особенно когда) они могут претендовать на звание прозрачной референции. У них всегда есть политический подтекст, и они, как следствие, всегда представляют собой «форму заявления права на созданную творческим воображением территорию» (ibid.).

Именно Лондон с его домами, мостами и переулками занимает важное место в рассказах сэра Артура Конан Дойла о Шерлоке Холмсе. Изображая точно и живо знаковые места города, места, которые свидетельствуют о величии и славе Британской империи, и перемежая их с тем, что представляет собой темную сторону города, детективные истории Конан Дойла создают свой собственный образ Лондона fin-de-siècle, то есть Лондона на стыке веков. Несмотря на всю свою поражающую сложность, Лондон для Конан Дойла и для Шерлока Холмса в первую очередь и главным образом представляет собой город символов и знаков, которые ждут, чтобы их расшифровали. В этом смысле истории о Шерлоке Холмсе действительно представляются предвестниками понимания города как дискурса или языка, предложенного Роланом Бартом. Опираясь на замечательную работа Кевина Линча «Образ города», опубликованную в 1960 году, Барт (Barthes 1986) утверждает, что у каждого города есть своя семиотика, и, следовательно, он представляет собой набор наполненных особым смыслом знаков, которые могут быть прочитаны. Соответственно, для того чтобы появилась эта возможность прочтения, знаки подаются как прообразы или прототипы действий и движений культурных агентов. Повествования, которые концентрируются вокруг определенных городов, которые фиксируют их разнородный культурный образ, могут быть поняты как важный, эстетически сконцентрированный вклад в данный процесс символизации. Через процесс символической трансформации и интерпретации они создают карту урбанистического пространства, структурируют и организуют его, наполняя те или иные районы, здания, мосты и улицы определенным смыслом и создавая ощущение ауры места. Эти текстуальные, дискурсивно созданные города являются, без всякого сомнения, не столько явной миметической имитацией реальных городов, сколько творческими и вымышленными конструктами. Даже при том, что отсылочная референция предполагает временный приоритет города над текстом, города в литературе и в целом в медийном сегменте появляются как результат процесса творческого воображения (Mahler 1999: 12).

Именно в этом смысле мы должны понимать тезис Эдварда Соджи о «реальных-и-воображаемых пространствах» (Soja 1996). Эта концепция отсылает к динамичным, многоуровневым отношениям, которые существуют между физическими пространствами и вымышленной образностью культуры, то есть к совокупностям знаний, норм и ценностей в том виде, в каком они проявляются в различных культурных средах. Хотя вымышленные места лишь соотносятся с местами реальными, именно они придают последним то или иное смысловое наполнение. Джеймс Дональд предлагает лаконичное, но исчерпывающее объяснение сути проблемы: «Способы видения и понимания города неизбежно проявляются в видах действий в его пространстве, следствием которых, в свою очередь, является создание модифицированного города, который опять будет восприниматься, пониматься и превращаться в арену действий. Это означает, что границы между реальностью и вымыслом размыты и проницаемы. В развитии городов можно выделить движение между двумя полюсами: построение символического конструкта, что получает материальные последствия, которые проявляются в неизменной реальности» (Donald 1999: 27). Люди постоянно находятся в состоянии переговоров с общественными символами, которые формируют семантики пространства и регулируют движения людей внутрь и сквозь это пространство. Обладая правом доступа в одни места и будучи исключенными из других, люди сами начинают определяться пространством, в котором они существуют, и, в свою очередь, пространственной первоосновой пределов действия и деятельности.

Живя в Лондоне в уютном и весьма защищенном от невзгод доме на Бейкер-стрит, 221б, Шерлок Холмс далек от того, чтобы быть «детективом в кресле». Совсем наоборот, он вместе со своим компаньоном доктором Ватсоном путешествует по викторианскому Лондону рубежа веков, выискивая улики, преследуя преступников и стремясь с присущей ему энергией восстановить нарушенный правопорядок. Более того, хотя приключения редко заводят Холмса в отдаленные от столицы места, дела, которые он расследует, регулярно втягивают его в сложную межкультурную систему отношений. Снова и снова иностранное влияние намерено нарушить устоявшийся в обществе порядок и угрожает подорвать национальное единство, напоминая читателям о запутанных местных и глобальных пространствах, появившихся в результате различных проектов Британской империи (ср.: Döring 2006: 74). Это динамичное отношение между пространством, движением и персонажами, которое активно изучается сторонниками топологических подходов к пространству (см., например: Lotman 1993; Borsò 2004), демонстрирует, что пространство не может пониматься как какая-то емкость; это скорее уж некая меняющаяся и подвижная конфигурация, это система пространственных отношений, которая возникает из передвижения персонажей на местности. В таком понимании отдельные пространства получают свое значение только в соотношении с другими пространствами вымышленного мира художественного произведения.