Александр Щипков - Плаха. 1917–2017. Сборник статей о русской идентичности

Это проектное мышление мы можем наблюдать на примере украинской элиты, которая готова разбомбить города Донбасса, но при этом надеется в дальнейшем жить с «донецкими» в одном мононациональном государстве. Любая историческая нация, не отрёкшаяся от собственной традиции, интуитивно понимает, что такая линия поведения невозможна. Это мина замедленного действия, закладываемая под собственное общество. Власти Украины с их проектным мышлением этого не понимают, их сознание – это сознание временщиков. Поэтому они легко управляемы внешними силами и готовы убивать тех, кого считают своими единородцами и одновременно врагами, поскольку последние отказались предать русские корни и православие (вариант православия в виде Киевского патриархата современное религиоведение всё чаще рассматривает как промежуточную форму перехода к униатству).

Это очень странный сюжет и далеко не единственная странность украинской самоидентификации. Квазиэтническая общность отличается от обычных, у неё другие стереотипы поведения, и само поведение легко программируется, если завязать его на «больной» вопрос идентичности. Именно поэтому украинцев из центральных областей страны так легко бросить в жерло войны на Востоке и даже заставить воевать с Россией. С любым другим народом этот фокус не прошёл бы. Попробуйте заставить прибалтов добровольно и массово воевать с русскими, которых они считают оккупантами. Не дождётесь. Серьёзные трудности будут и с галичанами, а с малороссами – никаких.

Речь идёт именно о бывших малороссах, а не о так называемых «западенцах» с польско-австро-венгерским прошлым, которые охотнее едут на заработки в Москву, чем на поля сражений в Донбасс. В итоге перед нами народ с переписанной исторической памятью. Как если бы человеку стёрли воспоминания, а затем загрузили новую «базу данных» и создали ему новую личность.

Ловушка «зеркальной идентичности», в которую попали русские в связи с украинским вопросом, удивительно архетипична. Она обнаруживает в себе мотив двойника, популярный в мировой культуре и литературе. Не случайно литературные сюжеты с двойниками («Крошка Цахес» Э. Гофмана, «Вильям Вильсон» Э. По, «Портрет Дориана Грея» О. Уайльда, «Двойник» Ф. М. Достоевского и др.) имеют в основе душевное нездоровье героя, символизируют нечистую совесть или даже близость смерти и разрешаются как правило трагически (впрочем, иногда дилемму с двойниками разрешает удар шпагой в зеркало, как у Э. По). В какой-то мере литературной аналогией русско-украинской ситуации может считаться линия Крошки Цахеса (Циннобера) из гофмановской новеллы: Цахес колдовским образом приписывал себе чужие заслуги, а другим – свои пороки. И лишь единицы видели и понимали правду. И русские, и украинцы по привычке как бы наделяют чертами Цахеса друг друга, независимо от реальной исторической хронологии.

Но история отличается от литературы тем, что в исторических обстоятельствах одна из частей может взять на себя функции целого. В прагматическом смысле это означает: сумеют ли русские «разбить зеркало» прежде, чем превратятся в зеркало сами? Только так они могут освободиться из зеркальной ловушки, в которую попали в силу исторических обстоятельств.

Отделиться от русского мира географически и территориально для украинцев не представляло особой проблемы: ведь в России (тогда СССР) не было нацизма и была невозможна операция в духе киевской «АТО». Политически отделиться тоже ничто не мешало, да и как иначе обосновать сепаратистский выбор? Экономически – медленно, с вымиранием части украинского населения, но, в конце концов, отделиться тоже можно, если вымирающее население это стерпит. А вот идентичность пополам не делится – она одна. И строить идентичность на негативном базисе (украинцы как антироссияне) бесконечно тоже не получится: с таким багажом нельзя войти в историю.

Даже отдельному человеку, который вдруг решит «поменять личность», приходится доказывать своё происхождение. Он может придумать новую фамилию, обстоятельства рождения и семейные связи, но трудности с идентификацией неизбежны. Ему трудно будет выправить подлинные документы и доказать своё право на наследство. Как порвать родственные связи, но не оказаться человеком без роду-племени, чтобы наследство не проплыло мимо?

В национальных отношениях речь идёт не о наследстве, а об историческом наследии. Придуманная личность здесь не поможет. Единственный путь: выдать себя за тех, от кого ты отрекся, то есть за подлинных носителей традиции. Такое самозванство требует лишить кого-то законной субъектности и забрать её себе. В реальной жизни для этого требуется портретное сходство. В рамках исторических конфликтов это происходит по-другому. Проектный этнос отделяется от корневого, а затем возвращается, чтобы оспорить исторические права. Это легко осуществить, поскольку украинцы в прошлом – те же русские и в принципе могут претендовать на ту же самую историю, те же памятники культуры. Для этого надо просто вновь объявить себя русскими – но не вместе, а вместо .

Что это означает? Во избежание вечного томления духа украинцы, конечно, рано или поздно будут вынуждены вернуться к русской идентичности, но понятой ими на свой лад. Однако чтобы «вернуться» в качестве полноправного исторического субъекта, им придётся вытолкнуть из этой исторической матрицы самих русских, то есть дерусифицировать нас. Иначе наследство получить нельзя. Вот чем объясняется маниакальный соблазн украинизации, проводить которую Турчинов, Яценюк и Порошенко готовы с помощью «Градов», «Ураганов» и «Точек У». И, конечно, границы «Нероссии» для этого тесны. Уже сейчас помимо дерусификации восточных регионов усилиями внутрироссийского украинского лобби продумывается методика дерусификации населения в самой России. Да, без украинизации как таковой: это пока из области фантастики, но уже вполне можно говорить о возникновении российского политического украинства. [5]

Существование двух русских наций противоестественно. Они занимают одну культурно-историческую нишу и обречены конкурировать. Украинство, противопоставляя себя русскому миру, самим фактом своего существования ставит вопрос: а собственно кто является русским народом – народ Киевской или Московской Руси? Кто подлинный наследник тысячелетней традиции, кто настоящий русский, а кто самозванец?

Понаблюдаем с этой точки зрения за функционированием украинского политического дискурса. И сразу обратим внимание на самое интересное. Интеллигентные украинцы, которые вслух (и даже про себя) стесняются называть нас «москалями», по возможности избегают называть нас и русскими. Зато охотно говорят «россияне». Нередко «россиянин» в их понимании – синоним «запутинца». Конечно, это упрощение, личность самого Путина здесь вообще ни при чём, и сами украинцы это прекрасно понимают, но… им так проще. Ведь на самом деле под «Путиным» они понимают «рашку», которую они вынуждены ненавидеть. Характерно, что мы для них – «эрефийцы», «кацапы», «колорады». Право называться русскими у нас уже понемногу отнимают. Да, пока в рамках своей внутренней лингвистической компетенции, но только пока.