Владимир Абаринов - Голливуд и Сталин - любовь без взаимности

В общей сложности «Русский вопрос» был поставлен в пятистах театрах СССР. А затем и экранизирован Михаилом Роммом.

Постер к фильму «Русский вопрос»

Как раз в то время в Советский Союз приехал американский романист Джон Стейнбек. Он посмотрел пьесу и нашел ее совершенно лживой. Собственно говоря, он был — в известном смысле — ее героем. Вот как сам Стейнбек описывает замысел своей поездки:

В конце марта я сидел в баре отеля «Бедфорд» на 40-й улице Ист в Нью-Йорке. Пьеса, которую я четыре раза переписывал, растаяла и утекла между пальцев. Я сидел у стойки, размышляя, чем бы заняться теперь. В этот момент в бар вошел Роберт Капа (известный фотограф-репортер. — В. А.), вид у него был расстроенный. Альбом его ушел в типографию, и ему было нечего делать. Всегда приветливый бармен Вилли предложил нам suissesse — напиток, который он делает лучше всех в мире. Мы были подавлены не столько последними международными событиями, сколько тем, как они подаются… Вилли поставил перед нами два светло-зеленых suissesse, и мы принялись обсуждать, что может в этом мире сделать честный, свободомыслящий человек. Газеты каждый день публикуют тысячи слов о России. О чем думает Сталин, каковы планы русского генштаба, где размещены русские войска, эксперименты с атомным оружием и управляемыми ракетами — обо всем этом пишут люди, не бывавшие в России, источники которых отнюдь не безукоризненны. И вдруг нас осенило: в России есть кое-что такое, о чем никто не пишет, а это-то и есть самое интересное для нас. Во что там одеваются люди? Что они едят на обед? Как они веселятся? Какая там еда? Как они занимаются любовью, как умирают? О чем они говорят? Они танцуют, поют, играют? Дети у них ходят в школу? Нам показалось, что было бы недурно выяснить все это, сфотографировать и написать об этом. Русская политика столь же важна, сколь наша, но ведь есть и у них другая сторона жизни. Должна же быть у русских частная жизнь, но о ней негде прочесть, потому что о ней никто не пишет и никто ее не фотографирует.

Герой пьесы Симонова — как раз американский журналист Гарри Смит, побывавший в Советском Союзе. Он честный и принципиальный человек, но его издателю Макферсону нужна клеветническая книга об агрессивной политике Москвы: покуда Смит путешествовал, курс на сотрудничество сменился курсом на конфронтацию.

Встречи с коллегами оставляют тяжкий осадок в душе Смита.

Смит берется исполнить заказ Макферсона. Издатель довольно потирает руки. Он еще не знает, что Смит решил написать правду о Советском Союзе.

Макферсон в ярости. Он угрожает оставить вольнодумца Смита без куска хлеба.

В итоге Смит лишается работы и крыши над головой, от него уходит жена. Единственное, что ему остается — это нести слово правды в массы, рассказывать на рабочих митингах, кто на самом деле является поджигателем войны.

Пьеса Симонова была гвоздем театрального сезона в Советском Союзе, и Джона Стейнбека на каждом шагу спрашивали, как ему понравился «Русский вопрос». Отрывок из «Русского дневника» Стейнбека:

Обычно мы отвечали так: 1) пьеса нехороша, на каком бы языке она ни была написана; 2) актеры не говорят, как американцы, и, насколько мы можем судить, не действуют, как американцы; 3) в Америке есть плохие издатели, но они не обладают и долей такой власти, какая показана в пьесе; 4) издатели в Америке не исполняют ничьих заказов, доказательством чего служат книги г-на Симонова, изданные в Америке. И наконец, мы хотели бы, чтобы об американской журналистике была написана хорошая пьеса, но эта — точно не такая.

Когда Стейнбеку и Капе надоели вопросы о «Русском вопросе», они сочинили сюжет под названием «Американский вопрос»:

В нашей пьесе «Правда» посылает г-на Симонова в Америку, чтобы он написал серию статей, доказывающих, что Америка — вырождающаяся западная демократия. Г-н Симонов приезжает в Америку и обнаруживает, что Америка не только не вырождается, но и не Запад, если только не смотреть на нее из Москвы. Симонов возвращается в Москву и втайне пишет, в соответствии со своим убеждением, что Америка — вовсе не разлагающаяся демократия. Он передает свою рукопись в «Правду». Его мгновенно исключают из Союза писателей. Он лишается своей дачи. Его жена, правоверная коммунистка, бросает его, и он умирает с голоду — именно так, как это должно произойти, согласно его пьесе, с американцем.

Но ни один из режиссеров, актеров или рецензентов не чувствовал этой фальши, а тот, кто чувствовал, не смел говорить об этом.

Самое интересное, что когда в начале 1948 года фильм Ромма был готов, художественный совет Министерства по кинематографии едва не запретил его. Вот что пишет об этом Симонов:

Отношения с Америкой за время, пока делалась картина, сильно обострились, ужесточились, и от Ромма хотели, чтобы эту новую ситуацию сильно ожесточившихся отношений он механически перенес в фильм, действие которого, как и пьесы, разворачивалось сразу же после окончания войны в той атмосфере, которая тогда существовала, а не в той, которая сложилась к сорок восьмому году. В сущности, от него требовали, чтобы он сделал другой фильм, этот к выпуску на экран не рекомендовали.

Этот спор закончился в пользу Симонова и Ромма: картина получила Сталинскую премию, и тоже первой степени.

Кадр из кинофильма «Суд чести»

7 ноября 1945 года Уинстон Черчилль — в то время не премьер-министр, а лидер оппозиции — выступил в Палате общин с речью по международным вопросам. «Правда» опубликовала сообщение ТАСС с выдержками из этой речи. Вот одна из цитат, посвященная персонально Сталину:

Я лично не могу чувствовать ничего иного, помимо величайшего восхищения, по отношению к этому подлинно великому человеку, отцу своей страны, правившему судьбой своей страны во времена мира и победоносному защитнику во время войны.

Даже если бы у нас с советским правительством возникли сильные разногласия в отношении многих политических аспектов — политических, социальных и даже, как мы думаем, моральных, — то в Англии нельзя допускать существования такого настроения, которое могло бы нарушить или ослабить эти великие связи между двумя нашими народами, связи, составлявшие нашу славу и безопасность в период недавних страшных конвульсий. ( Так в «Правде». Правильнее было бы перевести «страшных потрясений». — В. А.)

Однако Сталин, находившийся на отдыхе в Сочи, отреагировал на комплименты Черчилля с крайним раздражением. Он направил шифровку на имя «четверки» — Молотова, Берии, Маленкова и Микояна: