Владимир Абаринов - Голливуд и Сталин - любовь без взаимности

Крестинский.Вчера под влиянием минутного острого чувства ложного стыда, вызванного обстановкой скамьи подсудимых и тяжелым впечатлением от оглашения обвинительного акта, усугубленным моим болезненным состоянием, я не в состоянии был сказать правду, не в состоянии был сказать, что я виновен. И вместо того, чтобы сказать — да, я виновен, я почти машинально ответил — нет, не виновен.

Вышинский.Машинально?

Крестинский.Я не в силах был перед лицом мирового общественного мнения сказать правду, что я вел все время троцкистскую борьбу. Я прошу суд зафиксировать мое заявление, что я целиком и полностью признаю себя виновным по всем тягчайшим обвинениям, предъявленным лично мне, и признаю себя полностью ответственным за совершенные мною измену и предательство».

Вернемся к фильму. Допрос Карла Радека.

Ульрих(председатель Военной коллегии Верховного суда СССР): Приступаем к допросу гражданина Радека.

Вышинский:На предварительном следствии вы также признали свое участие в разработке методов осуществления программы Троцкого. Пожалуйста, расскажите, что представляла собой, в вашем понимании, эта программа?

Радек:Ее конечной целью было свержение правительства Советского Союза.

Вышинский:Грандиозно, гражданин Радек. И каким же образом предполагалось это сделать?

Радек:Мы сознавали, что нынешнее правительство пользуется твердой поддержкой народа. Поэтому нашей единственной возможностью добиться успеха было поражение Советской России какой-либо иностранной державой.

Вышинский:Очень интересно. Таким образом, план Троцкого состоял в том, чтобы делать все возможное, чтобы ослабить обороноспособность страны на случай войны?

Радек:Да.

Вышинский:Войны, в которой, по вашим расчетам, Россия должна потерпеть поражение?

Радек:Да.

Вышинский:Ваши действия были сознательными?

Радек:За исключением времени, когда я сплю, я никогда в жизни не действовал бессознательно.

Вышинский:Но на сей раз это был не сон.

Радек:К сожалению, нет.

Вышинский:Каким образом Троцкий поддерживал с вами связь относительно претворения в жизнь этой пораженческой программы?

Радек:Связь была прямой, всегда в виде писем, которые доставлялись курьерами.

Вышинский:Когда начались эти контакты?

Радек:Осенью 1934 года. Я был на дипломатическом приеме, беседовал с Бухариным, и к нам подошел граф фон…

Председательский молоток.

Ульрих:Подсудимый должен избегать упоминания имен иностранных официальных лиц! Гражданин Радек, вы достаточно опытны в политике, чтобы понимать, какие показания запрещены в открытом судебном заседании.

Радек:Я приношу свои глубокие извинения. У меня сорвалось с языка, прежде чем я успел подумать.

Ульрих:Будьте осторожны в ваших дальнейших показаниях!

Радек:Этот неназванный по имени господин подошел к нам и стал говорить весьма непринужденно. Он сказал: «Кажется, господин Троцкий больше, чем сталинский режим, заинтересован в улучшении отношений между нашими странами». Мы поняли, что он пытается выяснить, пользуется ли Троцкий значительной поддержкой в стране.

На словах Радека камера показывает находящегося в зале военного атташе Германии Кёстринга. Он сидит как в воду опущенный.

Вышинский:Что вы ему сказали в ответ?

Радек:Что здесь есть реально мыслящие политики — я включил в их число себя и Бухарина, — которые не сочувствуют политическому курсу существующего правительства и желали бы наладить сотрудничество с Троцким в деле улучшения отношений этой страны с нашей.

Вышинский:Короче говоря, вы признаете, что за спиной своего правительства вы протянули руку предателю, который продался иностранной державе?

Радек:Да. Если вам угодно так выразиться.

Вышинский:А как угодно выразиться вам, гражданин Радек?

Радек:В тот момент наша группа не считала Троцкого предателем.

Вышинский:Вы сказали «в тот момент». Мы еще вернемся к этому позднее. Сейчас у меня к вам последний вопрос: представитель какой страны подошел к вам и завел речь и Троцком?

Радек:Эта страна — Германия.

Вышинский:Больше вопросов не имею.

Шум в зале.

А вот отрывок из стенограммы процесса.

« Вышинский:Значит, вы были заинтересованы в ускорении войны и заинтересованы в том, чтобы в этой войне СССР пришел к поражению? Как было сказано в письме Троцкого?

Радек:Поражение неизбежно, и оно создает обстановку для нашего прихода к власти, поэтому мы заинтересованы в ускорении войны. Вывод: мы заинтересованы в поражении.

Вышинский:А вы были за поражение или за победу СССР?

Радек:Все мои действия за эти годы свидетельствуют о том, что я помогал поражению.

Вышинский:Эти ваши действия были сознательными?

Радек:Я в жизни несознательных действий, кроме сна, не делал никогда. (Смех.)

Вышинский:А это был, к сожалению, не сон?

Радек:Это, к сожалению, был не сон.

Вышинский:А было явью?

Радек:Это была печальная действительность.

Вышинский:Да, печальная для вас действительность».

И далее — про связь с представителем иностранной державы:

« Радек:Осенью 1934 года на одном дипломатическом приеме известный мне дипломатический представитель среднеевропейской державы присел ко мне и начал разговор. Он сказал: „Наши руководители (он это сказал конкретнее) знают, что господин Троцкий стремится к сближению с Германией. Наш вождь спрашивает, что означает эта мысль господина Троцкого? Может быть, это мысль эмигранта, когда ему не спится? Кто стоит за этими мыслями?“

Вышинский:Вы признаете, что факт беседы с господином… в ноябре 1934 года — это есть измена родине?

Радек:Я сознавал это в момент разговора и квалифицирую это теперь, как и тогда.

Вышинский:Как измену?

Радек:Да».

Посол Дэвис не был специалистом по Советскому Союзу, плохо знал политические реалии страны. Но он был высокопрофессиональным юристом и не мог не видеть всех несообразностей этих судилищ. Тем не менее еще в ходе первого московского процесса он докладывал в Вашингтон госсекретарю Корделлу Халлу:

«Это убедительная демонстрация благ, какие предоставляет личности настоящая конституционная защита ее прав. Право обвиняемого на адвоката (почти все обвиняемые отказались от защиты якобы по доброй воле. — В. А.), право не свидетельствовать против самого себя (обвиняемые только это и делали. — В. А.) и, наконец, презумпция невиновности („Расскажите о своей преступной деятельности“, — говорил обвиняемым прокурор, не утруждая себя процессуальными тонкостями. — В. А.) — все это приобретает весьма реальное значение на таких процессах, как этот».