Александр Уолкер - Одри Хепберн - биография

У любого другого режиссёpа с меньшей чувствительностью к актерским переживаниям, чем у Богдановича - он ведь сам какое-то время был актером, подобные претензии вызвали бы безусловное раздражение. "Я помню, как она постоянно спрашивала: "Пит, так - хорошо?" - "Превосходно, Одри". - "Ты уверен, что тебе не захочется изменить текст?" - "Нет, Одри, все превосходно". - "Но я ведь говорила не совсем то, что у тебя написано в сценарии". - "Да, я заметил, но все получилось превосходно. И даже намного лучше". - "Ты уверен, что тебе не захочется попросить меня все это переделать?" И так далее... Одри могла быть в очень хорошем настроении, но когда оно подводило ее, она теряла всякую уверенность в себе. У меня возникло ощущение, что кроме необходимости в работе, она чувствовала острую необходимость в любви".

Наперекор слухам и историям, публиковавшимся в это время, Одри не нашла то, что искала, в Бене Газзаре. "Она была очень близка к нему в ходе съемок того первого фильма, который они делали вместе. "Кровное родство", но не на этот раз", - рассказывает Богданович. Собственный брак Газзары вступил в полосу испытаний, и он не отвечал на теплое отношение к нему Одри тем же сильным и непосредственным чувством, как это было раньше. Теперь ему приходилось заниматься неприятным и дорогим делом: собирать осколки собственной семейной жизни. Чтобы охладить горячие журналистские головы и заставить многих прикусить языки, он пригласил на съемки "Они все смеялись" свою жену. Но эффект получился прямо противоположный: авторы светской хроники сделали все, чтобы раздуть эти сплетни в историю грандиозного романа.

На экране все выглядело совсем иначе, "Одри делала нечто совершенно удивительное, - рассказывает Богданович, - в определенных сценах, которые отличались откровенной эротичностью. В одном весьма чувственном моменте фильма она целует Газзару, и ни у кого не возникает никакого сомнения, что целует именно она. В другой сцене, в которой они вместе лежат в постели, она меня просто поразила. "Где ты была?" - спросил я ее. "Везде", - ответила она. У меня создалось впечатление, что она отчаянно хочет найти любовь".

От Богдановича Одри ждала и получала все, кроме любви. Он же все более и более привязывался к Дороти Страттен. Через несколько недель после окончания съёмок, вернувшись в Лос-Анджелес из воскресной поездки за город, он в аэропорту узнал, что Дороти убита своим ревнивым и психически неуравновешенным мужем. Богданович впал в тяжелую депрессию, продолжавшуюся довольно долго. Свое горе он позднее описал в книге "Смерть единорога", с теплотой и любовью вспоминая покойную. "Последствия гибели Дороти для фильма были крайне неблагоприятны, - рассказывает он теперь. - Акцент в восприятии фильма публикой сместился на eё персонаж в то время, как его значение было очень точно сбалансировано с персонажем Одри, и это превратило романтическую комедию в нечто сулящее неминуемую трагедию. Теперь единственное, о чем мог думать зритель, глядя на экран, была смерть Дороти. Шон Феррер находился в Ванкувере, когда пришло сообщение об убийстве актрисы. Он тут же сел в машину и ехал восемнадцать часов нонстопом, чтобы быть рядом со мной и в нужную минуту успокоить меня. Шон всегда был настоящим сыном своей матери".

Еще до завершения съемок фильма "Они все смеялись" Богданович и Одри начали обсуждать планы на будущее. Как это ни удивительно, они вращались вокруг eё возвращения на сцену. Богданович должен был выступать в качестве режиссёpа, а если обстоятельства сложатся благоприятно, то и eё партнера по спектаклю. "Нам обоим очень нравился Ноэль Кауэрд. "Сенная лихорадка" принадлежала к числу тех его пьес, в которых Одри очень хотелось сыграть... с Майклом Кейном. Еще на примете был "Жизнерадостный дух", но она сказала: "Мне не хочется играть Эльвиру, жену духа, если вы об этом думаете. Я хочу сыграть ясновидящую". Я ответил: "Но эту роль играла Маргарет Рутенфорд". "Да, сказала Одри, - она ведь знала, какая роль в пьесе самая лучшая".

"Не могу сказать, что именно искала в это время Одри, но это было нечто такое, что кино со своей зыбкой, текучей природой не могло ей дать. В Италии, у нeё дома, семейные проблемы продолжали усложняться. Мне казалось, что она пытается проанализировать их и понять, что ей готовит будущее. У меня возникло ощущение, что решение своих проблем она найдет в кино. И я перенес это ощущение на тот фильм, который мы делали совместно. Оно проявляется в концовке, в том месте, где Одри улетает на вертолете. Появление Одри в конце фильма подобно заключительной строфе в поэме. Но именно так я и задумывал этот эпизод. Но сейчас он выглядит несколько зловещим".

Одри вернулась в Рим к Луке. Она выехала из своей квартиры в палаццо и сняла в тихом пригороде уютную виллу с садиком, где eё глаз радовало множество цветов. Лука, который все eщё ходил в школу, жил с нею, и это, естественно, вполне устраивало Одри. Ради ребенка (окончательно порвать с прошлым и при этом сохранить самое ценное из прошлого) она теперь затевала длительный и мучительный развод.

Особенно тяжелым его сделало то, что брак заключался в протестантской церкви в Швейцарии, а расторжение происходило в Италии, где отец семейства обладает особыми и весьма значительными правами.

Она прямо признавала: "У меня с мужем то, что вы назвали бы "открытыми отношениями". Затем она добавила: "Это неизбежно, мне кажется, когда муж моложе жены".

НОВЫЙ МУЖЧИНА В ЕЁ ЖИЗНИ

Роберт Уолдерс был высоким, худощавым, с глубоко посаженными глазами и бородой, которая придавала торжественно-cepьёзный вид и несколько старила его. Он был голландцем, сыном чиновника из авиационного управления. Воспитание и образование он получил в Европе и в США. Когда у него, eщё студента, спросили о цели в жизни, он ответил вполне cepьёзно: "Доставлять удовольствие дамам".

Уолдерс обладал необходимым для этого очарованием и определенными актерскими способностями. Он учился в театральной школе в Нью-Йорке, играл эпизодические роли в римейке "Bean Geste" в 1966 году и в "Тобруке" откровенной халтуре о второй мировой войне. Затем, как можно предположить, с радостью вытряхнул песок из сапог, чтобы усесться в седло телесериала-вестерна "Ларедо", где яркая и привлекательная наружность была вполне подходяща. Ноэль Кауэрд заметил его на одном фестивале искусств. Там Уолдерс был занят в пьесе Кауэрда. "Мастер" вспомнил имя этого актера, когда Мерль Оберон искала артиста на главную мужскую роль в eё новом фильме. "Вполне вероятно, что у него большое будущее, Мерль, - сказал Кауэрд, - кроме того, он произвел на меня впечатление очень приятного молодого человека".

Фильм, к сожалению, не раскрыл актерский потенциал Уолдерса. Оберон вспоминает, как впервые познакомилась с ним: "Я спросила, как его зовут, взяв свою салфетку и не обратив внимания на карточку с именем, лежащую перед ним. "Роберт Уолдерс, мэм", - ответил он. После чего я пристально взглянула на него. Какое невероятное совпадение! Рядом со мной сидел человек, о котором несколько недель назад говорил Ноэль Кауэрд".