Яков Гордин - Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 1. Драма великой страны

Но сопоставление это оказывается убедительным только при заведомо упрощенных схемах. Сопоставимы здесь сюжетные модели, но не сами исторические механизмы событий. В разгроме восставших янычар в 1826 году решающую роль сыграли верные правительству строевые части и в первую очередь артиллерия. То есть конфликт разрешился внутри государственной структуры. Первичным же фактором, определившим крах мятежа 19 августа в Москве, было «мнение народное», не оказавшее ни малейшего влияния на исход событий в Стамбуле.

Неправомочные сопоставления – не просто игра ума. Они ложатся в основу ложных систем, формирующих массовое мировосприятие. Мы рискуем оказаться перед лицом новой мистификации.

Едва ли не самым популярным ныне становится сравнение мятежа Язова – Пуго – Крючкова с корниловским мятежом. «Предыдущую попытку военного путча в нашей стране совершил генерал Корнилов 74 года назад», – пишет в «Известиях» от 29 августа Отто Лацис. Либеральный коммунист странным образом забыл, что Октябрьская революция, последовавшая за корниловским выступлением, была именно вооруженным переворотом, совершенным силами нескольких тысяч солдат, матросов и красногвардейцев. Переворотом, предопределившим вооруженный разгон законно избранного Учредительного собрания, установление вооруженной диктатуры и смерть демократии.

Сопоставление с корниловским мятежом лежит на поверхности и подогревается формальным сходством – генералы во главе движения, явное попустительство главы государства (там Керенский, здесь Горбачев), самоубийство исполнителя – генерала Крымова, резкая активизация политических процессов после провала мятежа. Но по сути путч 19 августа и мятеж Корнилова – антиподы. Отсюда и диаметрально противоположные последствия провала путчей. Там – прыжок в железную диктатуру, здесь – быстрое движение в сторону демократии.

Смысл любого переворота определяется не его сюжетной схемой, а направлением исторического вектора. Характеристика переворота зависит прежде всего от того, куда устремлена сумма усилий его деятелей – в прошлое или будущее.

Победа Корнилова была нереальной – опыт Краснова и Крымова показал, что в армии нет сколько-нибудь значительных сил, готовых подавлять революционный Петроград. С фатальным однообразием отборные части, брошенные на столицу, таяли, не достигнув ее окраин. Но при этом совершенно очевидно, что вектор корниловского движения был направлен вперед – в будущее.

Здесь нет возможности анализировать сложные обстоятельства выступления генерала Корнилова, но можно сказать, что ни Корнилов, ни близкие к его позиции генералы (Алексеев, Деникин) не собирались реставрировать самодержавие. Тесные контакты людей из окружения Керенского с Корниловым и его окружением были вполне естественны. Конечным результатом гипотетической победы Корнилова могла стать конституционная монархия с перспективой буржуазно-демократического развития в кадетском варианте. Есть свидетельства, что руководство партии конституционных демократов участвовало в подготовке корниловского выступления. Член ЦК партии В. А. Оболенский писал в мемуарах:

«Милюков недвусмысленно давал понять, что в той фазе, в которую вступила революция, Временное правительство обречено, что спасти Россию от анархии может лишь военная диктатура. ‹…› Милюков представлял себе первую стадию этой диктатуры в виде двуумвирата Керенского и Корнилова. ‹…› От речи Милюкова у меня сложилось впечатление, что он уже вел тайные переговоры с Корниловым и обещал ему поддержку».

Милюков был убежденный сторонник парламентской демократии и непримиримый противник самодержавия. Таким образом, при внешнем сходстве, сходстве тактическом, стратегически цели путча 19 августа и корниловского движения – диаметрально противоположны. В одном случае это – погребение демократии и возвращение к военно-бюрократической модели, в другом – спасение демократии и реформирование этой модели.

Разумеется, при захвате Петрограда право-монархические силы могли на какое-то время выйти из-под контроля – но только на время. И теперь мы прекрасно понимаем, что этот невозможный в реальных условиях семнадцатого года путь был истинным путем России и что движение по нему прервалось на семь десятилетий.

Негативная же задача Корнилова формулировалась просто – не допустить дальнейшего скатывания влево, к анархии или захвату власти большевиками, то есть максимально антидемократической диктатуре. Не следует также забывать, что и Керенский, и русский генералитет ориентировались прежде всего на союзников – демократические государства Антанты, которым вовсе не нужно было восстановление в России скомпрометированного самодержавного режима.

Что же касается Октябрьского переворота, то именно он и является ясным аналогом путча 19 августа. Более того, 19 августа 1991 года была сделана попытка повторить – не по деталям, а по сути – путч 25 октября 1917 года. И потому поражение сегодняшнего путча оказалось столь катастрофично для системы, базировавшейся на победе Октябрьского восстания.

Вектор победоносного переворота 25 октября, в отличие от вектора провалившегося корниловского мятежа, равно как и от вектора неудавшегося восстания 14 декабря, был направлен в прошлое. И это, прежде всего, теснейшим образом связывает события 25 октября и 19 августа.

На первый взгляд, провалом мятежа верхушки КПСС, в которую входили и министр обороны, и председатель КГБ, и министр внутренних дел, завершился коммунистический семидесятичетырехлетний период истории нашей страны, но это – грубая ошибка.

Если трезво взглянуть на протяженные, а не нарубленные мелкими эпохами, процессы нашей истории, то станет ясно, что результаты переворота 25 октября были контрреформами по отношению к Великим реформам 1860-х годов. Великие реформы с отменой крепостного права, новыми принципами судопроизводства, военной реформой, экономическим, хотя и далеко не полным, раскрепощением, сильно травмировали государственную систему, запущенную Петром I. Они, в случае естественного развития, должны были привести к ее коренной трансформации. Система с биологическим упрямством старалась не допустить этого. Грубые усилия власти провоцировали яростное раздражение снизу, крайним проявлением которого был террор народовольцев, а затем эсеров, и революционное движение вообще. Крестьянские бунты и рабочие восстания 1905 года были полуосознанными попытками подтолкнуть процесс необходимых реформ. Февральская революция, стимулированная военным изнурением России, увенчала противостояние страны и системы.

Октябрьский переворот дал возможность, после переходного периода 1920-х годов, вернуться к петровским государственно-экономическим принципам. Вернулось крепостное право в колхозном варианте, экономически еще более жестокое, чем классический его вариант. Вернулась одновременно с этим милитаризация страны и абсолютная ориентация экономики на армию. Вернулось в удесятеренном виде влияние секретной полиции, существенно потесненной после Великих реформ и особенно после 1905 года. Вернулось всевластие бюрократии, усиленной мощным партократическим слоем. Вернулась рабская подчиненность печати, добившейся в предшествующее полустолетие значительной свободы.