Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6528 ( № 40 2015)

Сотрудникам «Современника», в частности Максиму Антоно’вичу, Базаров показался пародией и даже карикатурой на недавно скончавшегося Добролюбова. Михаил Катков, издатель «Русского вестника», где был опубликован роман, в двух редакционных статьях заявил о том, что герой Тургенева – не карикатура на молодое поколение, но скорее комплимент ему: на деле эти сердитые молодые люди гораздо опаснее. А вот Писарев заявил о том, что автору «Отцов и детей» удалось схватить важные черты представителей нового поколения. Базаров, по его мнению, воплотил в себе много типичных свойств современной российской молодёжи. Пожалуй, именно в статье «Базаров» Писареву удалось в значительной мере точно схватить существо проблемы и подойти к тургеневскому герою объективно, с глубоким пониманием и тактом. Конечно, он понимал этот тип по-своему: спорил с Антоновичем по поводу его статьи «Асмодей нашего времени», где тургеневский герой подвергся резкой и необоснованный критике, отчасти – идеализировал человеческие качества Базарова.

Что же позволило критику по достоинству оценить амбивалентный художественный образ, созданный Тургеневым? Скорее всего то, что в Базарове Писарев во многом увидел… самого себя. Он смотрелся в героя книги как в зеркало и узнавал родовые, наследственные черты. Уверенность в себе, бесцеремонность, отсутствие пиетета к каким бы то ни было авторитетам, готовность действовать и – главное – служить общественно-политическому прогрессу, той самой практической отдаче, которой, по мысли Писарева, должно быть подчинено любое интеллектуальное поприще, любые усилия людей, стремящихся к новому и неизведанному. Писарев, если разобраться, в душе был романтиком, хотя вряд ли отдавал себе в этом отчёт. Романтиком, подобным, к примеру, Родиону Раскольникову, Павлу Корчагину или комиссарше из «Оптимистической трагедии», человеком, фанатично преданным своим возвышенным, хотя и ошибочно понятым идеалам. Строго говоря, он сам был похож на литературного героя, выписанного остро и характерно.

Скальпель Базарова пройдётся по центру русской истории, принесёт разрушения и смерти. Это со всей отчётливостью понимал Достоевский, который в своих «Бесах» напрямую использовал некоторые мысли, рассуждения, логические приёмы и отдельные фразы Писарева. Позднее имя Писарева ещё раз аукнется в русской литературе. В культовом романе Фёдора Сологуба «Мелкий бес» на первый взгляд неожиданно, а на деле – вполне обоснованно всплывает имя критика из «Русского слова».

Гимназический учитель Передонов метит на должность инспектора, но боится, что его могут подсидеть: «Донесут!» Но что же можно поставить в вину законопослушному и верноподданному гражданину? А, оказывается, в молодые годы он тоже был не чужд демократическим веяниям и в квартире у него висит портрет Писарева. «Скажут, что я Писарева читал, – и ау!» – сетует он своим знакомым. «А вы, Ардальон Борисыч, этого Писарева на заднюю полочку», – посоветовал Володин, хихикая. Передонов опасливо глянул на Володина и сказал: «У меня, может быть, никогда и не было Писарева». Но портрет Писарева у Передонова всё-таки был! И после таких разговоров он прячет и перепрятывает его в более надёжное место. Роман был опубликован, и то не полностью, лишь в 1905 году. До этого времени имя Писарева оставалось под негласным запретом. Слишком много «экстремистского» высказал тот за недолгую жизнь, слишком смело дразнил гусей.

Нетерпение сердца

Но это будет потом, после актов русского терроризма, после убийства царя и других знаковых событий истории. А пока, в 1865 году, критик пишет программную статью «Разрушение эстетики», где стремится доказать, что эстетика в будущем исчезнет, уступив место… физиологии. В литературе он прежде всего искал прагматическую пользу, иллюстрацию, популяризацию социально-политических и естественно-научных концепций. Реальная критика на деле грешила голым утилитаризмом. Писарев брал героев и книги в отрыве от тех идей, которые пытались вложить в них сами авторы; роман, таким образом, по его мнению, становился чем-то вроде документа, где присутствуют только сырые факты, которые критику вольно интерпретировать по-своему.

В своих работах Писарев строго, но часто и справедливо отзывался о произведениях Писемского, Тургенева, Гончарова, Достоевского. Роман «Обломов», с его точки зрения, во многом представляет собой клевету на русскую жизнь, книга не народная, а образ главного героя нетипичен. Выступая в защиту нигилистической тенденции, Писарев проявлял то свойство русской интеллигенции, которое позднее Юрий Трифонов обозначит словом «нетерпение». Демократам хотелось как можно быстрее раскрутить маховик истории, а ведь все они читали Дарвина и должны знать, что путь эволюции долог и тернист.

Статья Писарева «Мыслящий пролетариат» посвящена роману «Что делать?», а «Борьба за жизнь» – книгам Достоевского. Его «Мотивы русской драмы» касаются социальных и бытовых аспектов драматургии Островского, а в работе «Пушкин и Белинский» критик высказывает своё несогласие с позицией представителей чистого искусства, которое, как ему казалось, уводит литературу от насущных проблем общественной жизни. Писарев, научившийся читать в четыре года, всю свою недолгую жизнь был усердным читателем и был в курсе всех заметных книжных новинок и журнальных публикаций своего времени.

К числу профессиональных достоинств критики Писарева нельзя не отнести чутьё на актуальные вопросы времени и журналистское умение находить для своих статей хлёсткие, афористичные, запоминающиеся названия. Правда, этот приём неоднократно использовали и другие критики-демократы; по сравнению с сухими, однообразными, клишированными заглавиями, в изобилии встречающимися у критиков первой трети XIX века, да и других эпох, их броские названия звучат свежо и образно: «Стоячая вода», «Цветы невинного юмора», «Посмотрим!», «Подрастающая гуманность», «Погибшие и погибающие», «Борьба за жизнь», «Старое барство».

Писарев не дожил до 28 лет. Он утонул в Рижском заливе Балтийского моря в районе курорта Дубулты, где в Доме творчества спустя много лет будут творить многие советские писатели, а в ходе всесоюзных совещаний – выпестовываться молодые таланты. Кстати, Писарев – второй из русских критиков, принявший смерть от водной стихии. Двумя десятилетиями раньше в деревенском пруду от апоплексического удара умер Валериан Майков, родной брат известного поэта. Среди историков литературы иногда всплывает версия о том, что последовательный дарвинист Писарев добровольно ушёл из жизни, растворившись в водной стихии, подобно герою фильма классика итальянского кинематографа Марко Феррери «Прошу убежища».

Читать дальше