С. Платонов - ПОСЛЕ КОММУНИЗМА. Книга, не предназначенная для печати

Б.В. ответил, что плохо представляет себе, как это могло бы осуществиться в настоящий момент. С одной стороны, во время его недавней поездки в КНР официальные лица говорили ему, что "больше не надеются найти у Маркса ответы на свои сегодняшние вопросы". В этом Б.В. усматривает первые признаки отхода социалистических стран от догматизма в вопросах теории. Но положение о неизбежности гибели капитализма сложно подвергнуть пересмотру, поскольку оно является одним из краеугольных в доктрине марксизма.

Ему было разъяснено, что никто и не собирается ставить под сомнение эту непреложную истину. Речь идет не о пересмотре учения Маркса, а напротив, - о его подлинном освоении. Ю.В.Андропов писал, что каждый раз, когда говорят, что новые общественные явления "не вписываются" в концепцию марксизма-ленинизма, дело оказывается совсем в другом: в неспособности иных теоретиков, называющих себя марксистами, подняться до истинных масштабов теоретического мышления Маркса, Энгельса, Ленина, в неумении применить в процессе конкретного изучения конкретных вопросов громадную интеллектуальную мощь их учения.

Среди различных точек зрения наших ученых-обществоведов пробивает себе дорогу такая, в соответствии с которой со времен великого экономического кризиса 1929-33 гг. капитализм, строго говоря, уже не существует, и предсказание Маркса-Ленина давно осуществилось. Современное же западное общество представляет собой иное, качественно новое образование. Это как бы "тень" возникающего первым социализма, которая закономерно образуется, когда правящий класс развитых капиталистических стран перед лицом осознанной им реальной силы коммунистического движения, уже победившего в одной или нескольких странах, и в условиях небывалого обострения экономического кризиса, знаменующего полное исчерпание экономических возможностей капитала, идет во имя сохранения своей власти на кардинальные сдвиги, меняющие де-факто формационную природу общества. При этом он использует методы и средства планового руководства, частично опирается на научные экономические модели, идет на глубокое вмешательство в производственные отношения. В результате такого вмешательства правящая элита, сохраняя свою власть, объективно выходит за рамки класса капиталистов, становится над ним. В более явной форме это осуществил фашизм в Германии, в более скрытой - правящий класс США при администрации Рузвельта.

Согласно излагаемой точке зрения, современное западное общество по-прежнему является эксплуататорским, основанным на социальном неравенстве, реализующим чуждый нам элитарный идеал. Однако это уже не капитализм, т.к. капитал, оставаясь важным его элементом, уже не является в нем господствующим, он подвергается ограничению и плановому регулированию. Появление такой линии развития после победы социализма ни в чем не противоречит сути учения Маркса-Ленина; в свете этого отнесение тезиса о неизбежности гибели капитализма к современному западному обществу отражает просто непонимание сути дела.

Б.В. сказал, что подобная коррекция доктрины явилась бы поворотным пунктом (turning point) в отношениях между нашими странами. Он усматривает исторические аналогии между противоборством СССР и США - c одной стороны, и религиозными войнами в период реформации, борьбой раннего ислама с христианством и т.п. - с другой. СССР, по его словам, является более молодой силой, склонной к экспансии, характеризующейся идейной нетерпимостью, - в то время как США - более старой, допускающей плюрализм, ориентированной в большей мере на поддержание статус-кво. В такой ситуации именно экспансия нового центра сил, его нетерпимость является всегда источником нестабильности. Обычно это заканчивается установлением баланса сил на каком-то уровне и взаимным признанием права на существование. Именно с этой точки зрения Б.В. рассматривает отношения между США и СССР и, исходя из динамики формулировок в проекте новой редакции Программы КПСС по сравнению с ныне действующей, он считает, что развитие, хотя и медленно, движется к нашему признанию закономерного права на существование противоположной модели общества. Весь вопрос в том, когда это произойдет, и не возникнет ли раньше кризис, ведущий к военному столкновению сверхдержав.

В ответ было показано, что эти исторические аналогии являются поверхностными, не выражающими сути дела. Для того, чтобы обеспечить равную взаимную безопасность при современных средствах и методах ведения войны, совершенно недостаточно "баланса сил", "обоюдного признания интересов" и т.д. - необходимо прямое сотрудничество в военной сфере. Идея такого сотрудничества содержится даже в неприемлемой в целом для нас идее СОИ. Но реализация сотрудничества в такой сфере требует весьма глубокой степени взаимного доверия, в частности, как отмечал тов. Горбачев в Женеве, требует взаимного понимания тех основополагающих доктрин, исходя из которых каждая сторона строит свою политику.

Центральная проблема наших взаимоотношений, которая требует предварительного теоретического разрешения, может быть сформулирована следующим образом: возможно ли, и каким образом, сочетать несовместимость, непримиримость, антагонизм наших общественных идеалов с такой степенью совместимости, согласуемости наших политических доктрин, наших концепций мирового развития, которая давала бы объективную, а не конъюнктурную основу для взаимного доверия, мирного соревнования и даже сотрудничества в военно-стратегической и иных сложных сферах.

Это невозможно в ситуации, когда существуют две доктрины, каждая из которых претендует на тотальную экспансию, а другую рассматривает как ошибку истории, досадное препятствие для такой экспансии.

Но это оказалось бы возможным, если была бы построена концепция общественного развития в новую эпоху, объясняющая закономерность существования и мирного сосуществования двух систем, каждая из которых реализует один из двух противоположных идеалов, и соревнование между которыми является главным двигателем мирового общественного развития.

В той части, в какой эта концепция не касалась бы оценок по существу каждого из идеалов, а отражала бы сам механизм взаимозависимости, - она и могла бы стать основой для реализации идей мирного соревнования и сотрудничества двух систем во всех сферах, кроме идеологии.

Б.В. задал вопрос, возможно ли, по мнению советской стороны, создание такой концепции, приемлемой для обеих сторон, и если да, то не будет ли она как-то связана с известной "теорией конвергенции".

Ему было сказано, что, по нашему глубокому убеждению, создание такой концепции возможно, но что уже имеющиеся проработки показывают: в условиях мирного соревнования будет происходить не конвергенция, а напротив - дивергенция, расхождение двух систем. По целому ряду объективных причин условия для детального обсуждения этого круга вопросов между нами еще не созрели, и создать их будет непросто. Одна из этих причин - отсутствие общего понятийного базиса для такого обсуждения: ведь дивергенция наших двух линий теоретического мышления начинается уже на уровне классической немецкой философии. Поэтому можно лишь попытаться кратко пояснить суть дела, прибегая к образам, взятым из самого фундамента объединяющей нас европейской культуры.