Карен Свасьян - Европа. Два некролога

Heine, Zur Geschichte der Religion und Philosophie in Deutschland, in: Werke in vier Banden, Frankfurt/M., 1994, Bd. 4, S. 164.

В обозримом будущем сюда могла бы попасть и русофобия.

Её новый виток подготавливается как раз в настоящее время. Ибо еврейский вопрос существует даже не столько там, где о нем говорят, сколько там, где о нем вообще перестают говорить. Антисемитизм сегодня — это не только, когда при случае и без случае вспоминают евреев, но и когда о них вообще не вспоминают. По некой изощренной диалектике событий еврею хорошо, когда ему плохо, и плохо, когда ему хорошо. Бог сионизма борется с дьяволом антисемитизма, но и целиком зависит от последнего; без этого дьявола он рискует остаться не у дел, никому не нужным. Если бы дьявола не существовало, нужно было бы его выдумать — еврейская корректура к Вольтеру.

Carl Schmitt, Glossarium, a. a. O., S.

Достаточно обратить внимание на такое свидетельство, как хроника Робера де Клари «Завоевание Константинополя» (русский перевод М., 1986, с. 61–67), чтобы понять, о чем тут идет речь.

К карме Кант—Калинин: любопытно, что в террористическом государстве Сталина президенту Калинину выпала та же роль, что и регулятивным идеям чистого разума в кантовской критике: оба годились лишь на приемные часы, заверительные подписи, гала–концерты и тосты.

Рассказано автору очевидцом.

Генералиссимус Сталин, позволивший своим освободителям Германии безнаказанно убивать всё, что только подавало признаки жизни, и грабить всё, что попадалось им под руку, едва ли мог предвидеть, что под руку им попадались не только вещи обихода, от часов до мебели, но и — библиотеки, при том, что храбрые собиратели трофеев в большинстве случаев не понимали по–немецки ни слова. Многие из этих библиотек оказались впоследствии, очевидно после смерти отцов и дедов, рассеянными по антикварным магазинам. Пишущему эти строки памятен целый список книг (в их числе Лютер, Геббель, Ницше, Шпенглер, Гобино, Хьюстон Стюарт Чемберлен, Наторп, Гуссерль, кстати ясперсовский «Вопрос вины»), приобретенных им за нелепо символические цены в условиях всеобщего книжного голода. Habent sua fata libelli. Он смеет воспользоваться запоздалым случаем и низко поклониться убиенным владельцам этих книг.

Herbert Hahn, Begegnungen mit Rudolf Steiner. EindrUcke — Rat‑Lebenshilfen, in: Mitteilungen aus der anthroposo- phischen Arbeit in Deutschland, Dezember 1950.

Ita Wegman und die Anthroposophie. Ein Gesprach mit Emanuel Zeylmans. Flensburger Hefte 17, S. 20.

Греческий текст Евангелий говорит о diabolos и satanas.

В дальнейшем по: R. Steiner, Aus der Akasha—Forschung. Das Funfte Evangelium, Dornach 1991, S. 86–88.

Нет оснований понимать под названными здесь царствами, скажем, Римскую империю. Это царства астрального мира.

Оно, стало быть, не знало еще ничего о Я. Ибо предусловием его жизни в теле Иисуса из Назарета было то, что это тело должно было прежде отказаться от Я (от Люцифера). Место рождения Я, не люциферо–ариманического отображенного Я, а изначального, называется Голгофа.

Это значит: Ты знаешь только Люцифера, отчего Тебе и удалось столь легко отвести его нашепты. Теперь Тебе предстоит свести знакомство со мной.

Последовательность в изложении трех искушений у Матфея и Луки иная, чем в Пятом Евангелии: первый вопрос у них фигурирует здесь как третий. Эта кажущаяся несогласованность указывает лишь на различное

оформление«фактов», которые, физически воспринятые, протекают в обычном времени, астрально же увиденные, вспять. (Можно было бы в этой связи обратить внимание на композицию «Пятого Евангелия» — в его первоначальной редакции пяти лекций в Кристиании от 1 до 6 октября 1913 года: события рассказываются здесь с конца до начала.) «Несогласованности» встречаются, впрочем, и в каноническом тексте; так, второе искушение у Матфея есть третье у Луки и наоборот.

Одной из первых акций большевистского режима было, как известно, завладеть хлебными подвозами, установив над ними тотальный контроль. Это давало возможность время от времени организовывать искусственный голод и поддерживать его до самой грани, за которой грозили вспыхнуть хлебные бунты. Хлеб за мгновение до взрыва подвозился и подавался как манна небесная. Понятно, что мышечным рефлексом голодных было поцеловать руку дающего, но понятно и то, что рефлекс этот должен был сопровождаться трепетом, из страха, что Кормилец мог бы отнять свою руку, и тогда прекратились бы хлеба его. Примечательно, что это политически, в диспозитиве власти, инструментализированное Отче наш разыгрывалось как раз под флагом свободы!

Иван Карамазов.

Сюда: Urphanomene 1/95, S. 71f.

В лондонской лекции от 2 мая 1913 года (ср. Urphanomene 1/94, S. 94ff.; 3/95, S. 119ff.). Гартмановское бессознательное есть не метафизическая прихоть, а естественнонаучно–индуктивно приобретенный метафизический результат. Гартман не ищет Христа, он хочет найти Его, но не в традиции, истории или мистике, а сообразно естественной науке и имманентному ей сознанию. Бесплодность поиска в этом сознании приводит его в бессознательное. Гартмановское Бессознательное есть Христос, который здесь, пусть с негодными средствами, всё же мыслится и метафизически (не психологически) опекается — перед своим воскресением в сознании автора «Философии свободы». Поучительно наблюдать, с каким рвением гартмановские эпигоны, вроде Фрейда и Юнга, срывали куш и делали себе имя на бессознательном (впавшем в беспамятство, ну да, вогнанным в беспамятство Христом). Но этому психоаналитически (со стабильным диагнозом«бессознательное») аннексированному сознанию Христа недостает духовно объективной действительности; поэтому оно может действовать лишь деструктивно и как imagemaker будущего

мироправителя Аримана.

Любопытно было бы проследить эту топику в линии нарастания безвкусицы от «Легенды о Великом Инквизиторе» до «Мастера и Маргариты» и дальше — в американской редакции — до бродвейской звезды по имени Джизус Крайст.

F. Rittelmeyer, Meine Lebensbegegnung mit Rudolf Steiner, Stuttgart 1953, S. 18f.

Рудольф Штейнер в лекции в Кёльне 18 декабря 1913 года.

Фантом — физическое, чувственно незримое тело, очищенное от бессознательных процессов и структурно изоморфное Я, тело, восстановленное в своей первоначальной помысленности и не знающее различия между витальностью и сознательностью. Духовная наука строжайше отличает физическое тело, как начало (стадия Сатурна) и конец (стадия Вулкана) творения, от физического тела в линии эволюции. Первое идентично Я и соответственно сознанию Я; второе есть утрата себя, как Я, в эволюционном сжатии Я до точки лба и параллельном расширении себя до бессознательного. Бессознательность физического тела, его не terra incognita своего первородного (физического) тела во всей полноте его свершения, а лишь поверхностные эпифеноменальные очаги ощутимостей, иначе и по–шопенгауэровски: физическое тело не как «волю», а как «представление» (представление о море в плоскости и без глубины). Фантом (воскресшее тело) есть тело, редуцированное до сущности, до Я, до абсолютного сознания в каждой точке возникающего и исчезающего вещества; если тело это бессмертно, то только потому, что в нем уже «нечему» умирать. Бог вспоминает в нем себя как Бога, не переставая быть человеком. О фантоме см. шестую, седьмую и восьмую лекции Рудольфа Штейнера в цикле лекции «От Иисуса ко Христу» (Карлсруэ 4–14 октября 1911). отрезанность от регулярно возникающего на нем и впадающего в нем в обморок, как бы постоянно мигающего и гаснущего Я, есть отложение процессов сознания в материю с вытекающими отсюда болезнями и смертью («грехопадение»); можно было бы сказать и так: Бог, забывший бы, что он Бог, стал бы, не переставая быть Богом, человеком; он называл бы себя по имени Я (= имя Бога), но при этом имел бы в виду