Юрий Поляков - Левиафан и Либерафан. Детектор патриотизма

— Есть и СМИ, которые рады раскачивать лодку, как одиозный канал «Дождь», прославившийся скандальным предложением сдать блокадный Ленинград фашистам. Что вас больше всего возмутило в этой истории?

— Самое любопытное, что определенные люди из власти, имена которых скрываются, навязывали «Дождь» провайдерам. Им выкручивали руки, заставляя транслировать этот канал бесплатно. Хорош рынок! А ведь другие каналы, например, канал «Комсомольской правды», платит за трансляцию немалые деньги. «Дождь» меж тем почти даром инструктировал тех, кто «хочет бури». Я понимаю, если бы финансирование шло из-за рубежа — шагали бы тайные караваны верблюдов, груженых свежеотпечатанными долларами. Но когда влиятельные люди из властных верхов начинают бесплатно всовывать «Дождь» во все пакеты — это заставляет серьезно задуматься. Российскую империю во многом погубила именно пятая колонна во власти. Например, польские тайные общества, куда входили весьма влиятельные чиновники. То же самое и с Советским Союзом. Прорабы перестройки в основном вышли из журнала «Вопросы мира и социализма» — элитарного интеллектуального штаба державы. Я встретил зрелость на дымящихся развалинах своей страны. И я бы не хотел старость встретить на баррикадах.

— Вы член Изборского клуба, который был создан чуть более года назад. Что удалось ему сделать?

— Изборский клуб занимается современной теорией консерватизма, тем, что раньше табуировалось или вытеснялось на периферию интеллектуальной и общественной жизни. Часто приходится слышать, что у России нет никакой идеологии, что мы живем без царя в голове. На самом деле, у нас все эти годы была идеология — либерализм. Достаточно почитать «Российскую газету», чтобы понять это. Это же по сути не кремлевский официоз, как задумывалось, это же либеральный агитпроп, чуть припорошенный пудрой лояльности. А смысл консерватизма в том, чтобы взять лучшее из того, что уже наработала российская государственность, и поставить эти наработки на службу сегодняшним и завтрашним задачам. Любой прорыв к новому должен опираться на мощное основание. Мы, к сожалению, отказались от многих наработок советской цивилизации. А ведь она решала сложнейшие задачи: провела модернизацию страны, совершила культурную революцию, создала промышленность, победила в войне, восстановила страну, запустила человека в космос… Это была колоссальная работа. И ее выполнила советская система. Заметьте, с момента краха советской власти у нас в стране не построено ни одной ГЭС. И в космосе мы до сих пор эксплуатируем то, что было наработано в советское время. Изборский клуб собрал лучших мыслителей консервативного и евразийского направлений. Выходят книги, журнал. Изборцы много ездят по России. Недавно были интересные встречи в Свердловской области. На местную интеллигенцию они произвели сильное впечатление — наконец-то с ними говорили о наболевшем. А то раньше из Москвы приезжал десант и рассказывал про ГУЛАГ и общечеловеческие ценности. Это все понятно, но людей больше волнует судьба отечества и местного военно-промышленного комплекса, где они всю жизнь работали…

— У нас сейчас наблюдается активное соработничество церкви и государства, появилось выражение «духовные скрепы». Как вы к этому относитесь?

— Я человек православный, крещенный в младенчестве. Но воспитан, как и все мое поколение, в атеистическом ключе. Впрочем, морально-нравственная и бытовая сторона православия входила в нас исподволь — с бабушкиным воспитанием. С православием связано становление российской государственности. Но у нас страна многоконфессиональная. Поэтому симфония православной церкви и государства не должна вызывать раздражение адептов других религий. Это важно! У нас как-то стыдливо замалчивают, что в падении имперской России немалую роль сыграли не православные конфессии. Активными участниками свержения самодержавия были, скажем, старообрядцы. Я рад возрождению православной книжной культуры. Во времена моего детства добыть Библию было почти невозможно. Мне Библию бабушка принесла. Сейчас появились священники-писатели, восстанавливаются и строятся сотни храмов. Это хорошо. Если, конечно, церковь не растет на фоне жилых домов, разваливающихся от бесхозности. Что еще меня смущает? Мне не нравится, когда людей с атеистическими взглядами объявляют неполноценными. Как в свое время неполноценными объявляли верующих. Это неправильно! Когда говорят: «Давайте вынесем тело Ленина из мавзолея и заживем!», я возражаю: «Ни в коем случае!». Что такое мавзолей и тело Ленина? Мавзолей — это позитивистский храм. Храм религии, в основе которой была вера не в Бога, а в безграничные возможности человека. В Киево-Печерской лавре лежат мощи святых, нетленные тела праведников. Это чудо, явленное Господом. А в мавзолее лежат позитивистские мощи. Это символ веры в то, что человек может быть равен Богу. Нет, не может, полагаю. Но так думали несколько очарованных поколений и не только у нас в стране. И пусть этот памятник эпохи атеизма останется как назидание. Разорим — потом пожалеем, как жалеем о взорванных золотых куполах.

— Вы многие годы выступаете за социальную справедливость. К сожалению, здесь подвижек нет. Трудно быть патриотом страны, где такое сильное расслоение общества. Что можно сделать для улучшения ситуации?

— Увы, реформы 90-х годов проводились людьми ненадлежащими. И попытка сегодня канонизировать Гайдара — смешна. Гайдар — это горе России. Мне довелось с ним общаться, когда он был всего-навсего сыном адмирала-правдиста Тимура Гайдара. Знаете, будущий реформатор произвел на меня впечатление не совсем адекватного человека. Но даже если я ошибаюсь, как можно экономического обозревателя газеты «Правда» назначать в реформаторы, если он не имеет никакого опыта практической работы! И славить Гайдара то же самое, как гордиться тем, что все-таки выжил больной, которому разрезал живот не хирург, а случайный прохожий. Гайдар и его подельники запустили страшный механизм немотивированного социального расслоения. Одни люди просто присвоили часть общей, государственной собственности. Другие потеряли свой социальный статус, профессию, достаток. А ведь разумное социальное равенство — вполне возможно. Это доказал опыт Советского Союза, где человеку были гарантированы работа, зарплата, отдых, бесплатное образование и лечение. Это все производило громадное впечатление на Западе, запускало там механизмы выравнивания уровней жизни. А мы после 1991 года двинулись в обратном направлении. У нас разрыв между кучкой богатых и основным населением гораздо больше, чем в развитых странах. Это претит чувству справедливости любого нормального человека и возмущает здравый смысл. Приезжаешь в город средней России, идешь по центральной улице и видишь, что последние дома были построены в 80-е. Люди живут очень скромно, бедно. Буквально выживают. А с другой стороны читаешь, как наш миллиардер «имярек» обзавелся очередной яхтой с площадками для вертолетов. И возникает вопрос: а что «имярек» порох выдумал? Изобрел лекарство от СПИДа? Нет, просто подшустрил в залоговых аукционах, которые теперь всеми признаны жульническими. Если бы богачи вкладывали деньги здесь, у нас, можно было бы скрепя сердце с этим смириться. Но они демонстративно поддерживают спорт в американских штатах, покупают западные команды, чудят с дворцами и яйцами Фаберже. Недавно в Монако мне показали самый дорогой в княжестве пентхаус, его за полмиллиарда евро купил наш нувориш, имени которого я даже прежде не слыхал. Представьте себе блокадный Ленинград, вокруг доходяги держатся за стенки, а мимо идет упитанный человек, у него коробка с эклерами. И он их ест, причмокивая. Что бы там с ним сделали? Но ведь нынешнее вызывающее расслоение, по сути, то же самое. Что же, спросите, делать? У нас в Отечестве образ жизни, моральный канон задается людьми публичными — политиками, государственными деятелями, актерами, музыкантами, писателями, спортсменами. У нас еще силен патриархальный уклад. Возьмем недавнюю трагедию в московской школе. Я уверен, что таким жутким способом обращаясь с оружием, мальчик копировал отца. И видимо, впитал его отношение к другим людям. От этой фразы упадут наши правозащитники, но у нас до сих пор отношения власти и народа — это отношения родителей и детей. Хотим мы этого или не хотим. Можно над этим потешаться, а можно учитывать, борясь с негативными тенденциями в обществе.