Андрей Фурсов - Стратегия «большого рывка»

Ядром импероподобного образования должны быть ОПК, армия, спецслужбы и научные комплексы. Естественно, принципиально измененные. И речь идет не о какой-то локальной реформе. Посмотрите, что происходит в мире. Немцы провели реформу своих спецслужб. Они ориентируют их на борьбу с сетевыми структурами. Немецкая реформа армии по чисто политическим причинам захлебнулась, но они тоже двигались именно в этом направлении. Иными словами: XXI век выиграет тот, кто создаст новое оргоружие, новую форму власти, которая будет крушить оппонентов примерно так, как испанские конквистадоры крушили ацтеков, то есть имея преимущество на порядок.

Если мы внесем в это свой посильный вклад, Изборский клуб решит ту задачу, ради которой он создавался.

Михаил Леонтьев, телеведущий, главный редактор журнала «Однако»:

В принципе, я согласен практически со всем, что здесь было сказано. Понятно, что вызов, который стоит перед страной, — это выживание. Потому что мы сталкиваемся с глобальным кризисом в экономике и с сопровождающими его социальными и военными потрясениями, которые совершенно неизбежны. Все это действительно ставит нас на грань выживания.

Уже много раз говорилось, в том числе и президентом, что мы очень много сделали для укрепления суверенитета нашей страны, но нынешняя структура российской экономики вовсе не гарантирует сохранения этого суверенитета и не гарантирует нам даже физического выживания — в силу того, что здесь уже говорилось о «нефтегазовой игле», деградации промышленного потенциала и так далее.

Цена восстановления пошатнувшегося макроэкономического равновесия в мире будет не просто очень велика — она будет беспрецедентна. И это не есть мягкий процесс циклического движения мировой экономики — это целый ряд катаклизмов, включая голод, войны, эпидемии и так далее.

Но что мы увидим на выходе? Потому что если мы совершаем рывок, то должны хотя бы в общих чертах понимать, где окажемся, в какой мир собираемся ворваться.

Прежде всего, это смена базового энергоносителя. Не в том смысле, что он изменит свою химическую природу, или что мы перейдем к энергии солнца или атомного ядра, или к холодному термояду. Скорее всего, базовыми энергоносителями останутся углеводороды, но это будут уже другие углеводороды. «Сланцевая революция», которая разворачивается сегодня, приведет к тому, что в углеводородах будут видеть не ограниченный и дорогой ресурс, а ресурс дешевый и общедоступный. Понятно, что это будет значить для России, я даже не буду об этом говорить, но это создает совершенно новые технологические возможности — в том числе и для глобальных перемещений производства.

Далее, это тотальная роботизация и чипизация, которая означает настоящую революцию в деле использования рабочей силы, и вопрос будет стоять уже о том, куда девать полтора миллиарда китайцев и миллиард индусов. Но точно так же это революция в деле ведения войны. Уже сегодня роботы-беспилотники выполняют широчайший спектр боевых задач, и тягаться с ними солдату, вооруженному традиционным «калашом», не приходится.

Все это уже означает смену социально-экономической формации, и то, что раньше называлось «концом истории», теперь оказывается «концом конца». Уже понятно, что либеральная демократия — не жилец на белом свете, потому что она даже текущие задачи не в состоянии решать, не говоря уже о задачах на перспективу.

То есть это другое социально-политическое устройство, своего рода «постдемократия», и хотелось, чтобы оно было более-менее человекоподобным. Но не факт, что оно таковым окажется.

И наверное, самое трагичное касательно любой власти заключается в том, что усилия по выработке идеологии не должны заменять собой усилий по деланию вещей, производству товаров и услуг. Идеология и идеологи, не опирающиеся на делание, сами себя дискредитируют.

То есть в России надо делать новую индустриализацию или «постиндустриализацию», это слово уже не раз было произнесено. Каков реальный алгоритм этого рывка? Кто и что должен делать? Очень важно определить здесь роль государства.

Ведь понятно, что когда речь идет о целеполагании, никакой бизнес нигде и никогда такого целеполагания даже в национальных масштабах выстроить не может. Это задача государства, задача государственной стратегии.

С другой стороны, очень хочется, чтобы государство не занималось непосредственными хозяйственными задачами, чтобы принцип «Богу — Богово, а кесарю — кесарево» проводился в жизнь последовательно и без искажений.

Юрий Ласточкин, мэр города Рыбинск, член-корреспондент РАЕН, в 2001–2009 гг. гендиректор НПО «Сатурн»:

«Энергомаш», в гостях у которого мы находимся, — прекрасная компания, которая несколько десятилетий тому назад пережила серьезные времена, но вышла из них, и сегодня трудоспособна. Но она, к сожалению, является исключением, подтверждающим правило.

Мы говорим сегодня о рывке: его возможности, подготовке, — все это важно, и это огромный пласт, который требует обсуждения. Но, думаю, самое главное, о чем мы должны говорить, это о том, что мы во многом имеем ложные цели. Ложные цели не означают злостности или умысла, хотя это нельзя полностью исключить. Главное, что мы не в состоянии сформулировать цели рывка. Не идеологические, а вполне конкретные цели для каждого отдельно взятого сектора экономики и для всей экономики в целом. Не можем во многом потому, что низок уровень людей, которые по отраслям эти цели определяют.

К тому же, видимо, нет достаточной политической воли признать какие-то совершенно очевидные вещи. А не имея истинной цели, мы не достигнем результата. Все ресурсы: время, усилия людей, поколения людей, — будут потрачены впустую в погоне за ложными целями.

Чтобы проиллюстрировать это утверждение, могу сказать, в чем совершенно уверен: нам не сделать гражданский магистральный самолет. Невозможно «зайти в лоб» одновременно «Боингу» и «Эрбасу». В это время, тратя ресурсы, технологии, людей, мы упускаем другие истинные цели, то есть те сектора, которые вполне могли бы состояться в нашей стране: транспортная, боевая авиация. Их тоже со временем не будет, потому что есть реалии мировых рынков, и никто на этих рынках не ждет Россию. Ее ждут как заказчика, как покупателя, как инвестора в отдельные сектора на невысокотехнологичном мировом рынке, но как доминанту, игрока этого рынка — никто не ждет.

Но, к сожалению, чтобы разобраться, что является истиной целью, а что — ложной, не хватает то ли времени, то ли общественной дискуссии, анализа. А ведь тот технологический уклад, о котором говорил академик Глазьев, реально наступает. И не отсчетом с какого-то календарного времени. Если побывать на ведущих мировых компаниях (не на выставках, а за кулисами: в цехах, лабораториях), можно убедиться — этот уклад уже там. Он потребует не только гигантских капиталовложений (они намного больше, не в два-три раза, а на порядки), но и гигантского количества энергии. Тем, кто хочет доминировать в том технологическом укладе, энергии потребуется в десятки раз больше, чем сейчас, допустим, в том же машиностроении. Потому что и способы обработки материалов нужны иные — электрохимические, электрозионные, а они требуют большого количества энергии. Обыкновенные станки будут уже не нужны. Этот уклад потребует и иного уровня подготовки людей: начиная от рабочих, заканчивая людьми, принимающими в компании последнее решение. То есть рывок нужно реально готовить.