Олег Мороз - Почему «поставили» именно Путина

Но не было будто бы в разговорах двух мужей и несравненно более важной темы о сохранении курса, о том, что Путин, став президентом, продолжит движение по той дороге, которую проложил Ельцин. Единственно, что вроде бы можно отнести к этой теме, это обращенные к Путину и всеми уже услышанные слова Ельцина: «Берегите Россию!»

Ясно, однако, что эти слова можно повернуть как угодно.

Не было и обсуждения кадровых вопросов. Юмашев:

«Все разговоры о том, что Ельцин будто бы просил сохранить на своих постах каких-то чиновников, например, Касьянова, Волошина, Рушайло — полная чушь. Ни о ком он не просил: «Оставьте, кого считаете нужным»».

После решающего разговора и сообщения президента, что он твердо решил уйти в отставку, Путин, с разрешения Ельцина, переговорил с силовиками, сказал, что после ухода своего предшественника он их всех оставит на своих местах (что он и сделал).

Что касается указа о бытовом обустройстве и неприкосновенности ушедшего главы государства, который, собственно, и стал основанием для того мифа, о котором говорилось выше, он возник сам собой в силу элементарной практической необходимости. Никакого документа, который бы регламентировал детали перехода власти от одного президента к другому, в ту пору не существовало. Так что после того, как Ельцин подписал указ о собственной отставке, ему уже можно было не выделять ни денег на существование, ни даже подавать машину, чтобы он мог покинуть Кремль… В этом деле царил простой и примитивный порядок: если нет указа или хотя бы устного распоряжения действующего (или исполняющего обязанности) главы государства, ни одна машина ФСО не сдвинется с места, ни один сотрудник этого ведомства не будет привлечен к охране ушедшего руководителя…

По этой причине и появился этот пресловутый указ (после трансформировавшийся в закон) о гарантиях экс-президенту.

Естественно, этот указ (а после закон) касался не только Ельцина, но и любого другого российского президента, который в будущем оставит свой пост.

В указе, подписанном Путиным, перечислялись в общем-то обычные для подобных случаев «правовые, социальные и иные» гарантии, пожизненное денежное содержание (75 процентов месячного «вознаграждения» действующего президента), государственная охрана самому экс-президенту и членам его семьи, проживающим вместе с ним, медицинское обслуживание в том объеме, каким оно было в момент отставки президента, пожизненное пользование одной из госдач, право бесплатно пользоваться правительственной и другими видами связи, содержать за счет бюджета аппарат помощников и т. д.

Уже в марте о Ельцине почти ничего не стало слышно (разве что в один из дней мелькнул на модном спектакле). А ведь начал он свою пенсионную жизнь весьма бурно — «знаковой» поездкой в Святую землю на православное Рождество.

Это был вояж не пенсионера, а как бы все еще президента, хотя формально президентский срок Ельцина к тому времени уже неделю как закончился. Огромная, в полтораста человек, свита, почти президентский протокол (некоторые изъятия из него мог заметить разве что наметанный глаз специалиста), почести, полагающиеся лишь первому лицу, небывалый ажиотаж среди журналистов… Прилетел Ельцин на президентском самолете, привез с собой президентский автомобиль, прочую «кремлевскую» технику (за исключением разве что «ядерного чемоданчика»)…

Главное же — собственное тогдашнее самоощущение Ельцина. Было такое чувство, что он как бы запамятовал, что произошло с ним 31 декабря, воспринимает свое отречение от престола как некий сон, который уже почти развеялся. Только так можно было истолковать его тогдашние реплики: «На Святой земле чувствую себя, как святой!», «Я еще в отставке не побывал. Имейте в виду — я еще святой президент!» Или утверждение, сделанное на встрече с Арафатом: дескать, все, что происходит в России, — в его, Ельцина, руках; Путин у него под контролем, и выбирал он его из двадцати человек (откуда взялись эти двадцать, одному Богу известно).

После этого поползли слухи, что Ельцин в самом деле по-прежнему остается президентом: ведь указа о его уходе с высокого поста и о назначении Путина исполняющим обязанности никто не видел. А вся эта предновогодняя процедура передачи власти — всего лишь спектакль, преследующий какие-то тайные политические цели.

В окружении Путина такой поворот событий, по-видимому, произвел переполох: что-то еще «отчебучит» «дедушка»? Надо полагать, было решено как-то укротить выплески его остаточной энергии. Этому, по всей вероятности, и были в основном посвящены разговоры Владимира Владимировича с Борисом Николаевичем после возвращения последнего из Святой земли на грешную российскую.

Возможно, отзвук тех разговоров мы услышали 23 февраля в показавшихся многим странными словах Ельцина, когда он оценивал деятельность своего преемника и как бы намечал свою будущую роль при нем: «Он (Путин. — О. М .) выбрал правильный путь, который был определен еще при мне, и твердо этот путь держит». «Я поддерживаю и буду поддерживать Путина до дня выборов, а затем мы станем ВМЕСТЕ РАБОТАТЬ (выделено мной. — О. М. )»

Тут вроде бы отчетливо слышатся увещевания престолонаследника, адресованные отставному монарху: да, да, Борис Николаевич, все будет так, как мы договаривались — вы займете пост, и мы будем «вместе работать»; давайте только подождем до выборов, а то ведь кто-то может все неправильно истолковать.

Какой пост может занять Ельцин — главного президентского советника, пожизненного сенатора, главы российско-белорусского союза, какой-то еще— совершенно не важно. Может и никакого не занять. Важно то, что, по-видимому, он хотел бы играть роль Дэн Сяопина, неформального лидера, этакого небожителя, остающегося в тени, но определяющего ключевые направления государственной политики. Одним словом — «святого президента». (Восемь лет спустя в конце 2007-го такое же неодолимое желание возникло у самого ельцинского преемника).

Не исключено, на каком-то этапе престолонаследник обещал ему что-то подобное, однако, скорее всего, раз за разом, от разговора к разговору объем обещаемого сокращался, как шагреневая кожа…

Можно предположить, что для достижения той же цели, поглощения и погашения нерастраченной ельцинской энергии, пригодилось и еще одно проверенное, безотказное средство — сочинение мемуаров. Сидя на даче, Ельцин надиктовывал своему традиционному литзаписчику Валентину Юмашеву (удалившемуся от нелюбезных ему административных и политических дел) очередную книгу воспоминаний. Условное название — «Полуночные дневники» (в окончательном виде мемуары стали называться «Президентским марафоном»).