Юрий Ключ - Очередь за счастьем

Вынесенные в заглавие слова обращены Любовью Овсянниковой к одной из героинь ее романа-версии «Заручники долі» (в русском варианте — «Нептуну на алтарь»), увидевшего свет в Днепропетровске. В самом деле, все герои романа живут так, будто находятся в очереди за счастьем. Но не все его дождались, да и могли ли его получить диалектически, ведь все они являются заложниками общества, в котором родились, жили и умирали.

«Заручники…» — роман-версия. Это попытка анализа человеческой памяти, субъективной и объективной, то есть личной и общественной, осуществленная на историческом поле, перевитом паутиной дорог, общеисторических катаклизмов, истории поселка Славгорода и собственной судьбы автора, а также двух славгородцев: Юрия Артемова, радиста линкора «Новороссийск», погибшего вместе со своим кораблем в октябре 1955 года в Севастополе, и электрика с крейсера «Молотов», который был в составе спасательной команды.

Фактически в романе развернут вопрос взаимосвязи личности и эпохи, в которой она действует, через гармонию или дисгармонию общества, идущего вперед или топчущегося на месте. Зачем человеку память? Этот вопрос часто возникает при погружении в текст романа.

Славгородцы, ставшие героями книги, — земные, не абстрактные создания. Для них политика — не схоластическая идеология, а лица, внедряющие ее в жизнь. От того, в какой мере им понятны и близки эти люди, зависит отношение к ним и к памяти о них. Край, о котором речь, впритык расположен к отчизне Нестора Махно, тут живут многие потомки его сподвижников, потому-то и память о старине хорошо сохранена. Она сложная, противоречивая, но живая и события отражает правдиво. Славгородцев уничтожали не только коллективизация, голод 1933 и 1947 годов, Вторая мировая война, сталинские безжалостные законы, но и «гуляйполевские зарезаки». К счастью, были не только они, люди с благодарностью вспоминают Ксению Топоркову, Якова Бараненко и Илью Вернигору.

Эти личности отличаются между собой, и от мотивации их поступков зависит память о них. Объяснение хороших поступков Ксении Топорковой люди находят в положительных человеческих качествах, Ильи Вернигоры — в благодарности землякам, не выдавших его властям за то, что при царизме он был ключником и правой рукой барина Миргородского. И все же нет идиллии на земле. За все позитивное, сделанное для Славгорода и его жителей Яковом Бараненко, его, расстрелянного немцами при отступлении в 1943 году, славгородцы забыли, даже оставили без помощи его семью в голодном 1947 году. Наверное, люди не могли объяснить его доброты, бравшей истоки из далеких от субъективизма специфик личности этого человека (кажется, тут налицо неуместная риторика: что же помешало им, как и у К. Топорковой, найти объяснение в положительных человеческих качествах? — Примеч. составителя).

Любовь Овсянникова пытается дать объяснение этим истокам, чтобы через них выйти на формирование, цементирование жизненного кредо Николая Сидоренко. Автор также ищет эти истоки и у Ильи Вернигоры, объясняя судьбу Юрия Артемова, ибо все то же искупление «грехов», возможно, принудило Юрия не спасать собственную жизнь, а погибнуть, «грехов» не собственных, еще не нажитых, а матери, которая была несправедливо осуждена и увидела свободу только за несколько месяцев до трагической гибели сына. У одних страх кладет на чаши весов добрые поступки, у других злые. Таким является славгородец, прозванный Бемом, которого страх вынуждает доносить на своих земляков. И чудо — те, на кого он доносил, понимают его, помнят и великодушно прощают.

Подсознательные рефлексы, вещие сны, мистические видения органично ложатся на полотно романа, позволяя читателям выйти за тесные рамки текста и примерять ситуации на свою жизнь, более глубоко понять, а иногда и под совсем другом углом зрения переосмыслить судьбы героев, будоража душу горькими вопросами: «А что, если бы?»

Однако без этих «если бы», как бы цинично это ни звучали, мир потерял бы краски и заплесневел в серости предвидений. Если бы Яков Бараненко не устроил в свое время в безводной степи ставок, может, и не выжил бы в голодные годы Юрий Артемов, не стал бы моряком, и не погиб бы. Но имел ли бы он счастье, разменивая свою жизнь на будничность? Если бы не октябрьская большевистская революция с ее печальными для украинского народа последствиями, стали ли бы спасателями от голодной смерти для славгородцев Яков Бараненко и Илья Вернигора, выкристаллизовывая свои лучшие человеческие качества? Если бы не потрясение от катастрофы с «Новороссийском», прожил ли бы Николай Сидоренко свою жизнь так, как прожил?

Даже личная жизнь автора романа могла бы пойти совсем другой тропой, как и любовь, если бы…

С теплом и щемящей болью написаны строки, изображающие первую «встречу» автора, тогда еще девочки, с Юрием Артемовым, вернее с его фотографией, который стал для нее идеалом мужчины. Но, зная его трагическую судьбу, она через много лет после этого с чисто женской интуицией выбирает себе суженого, у которого внешне «все наоборот» от Юрия Артемова, подсознательно оберегая судьбу любимого от несчастий. Все было наоборот, и только загадочное имя Юрий заставляло трепетать сердце студентки сугубо математического факультета университета.

Можно поспорить о причинах катастрофы с «Новороссийском», предполагая, были ли это спланированные действия спецслужб враждебных к СССР государств, или фатальные совпадения, клубок так и не распутанных человеческих судеб. Но для автора романа причина случившегося с линкором — только фон для рассмотрения трагедии поломанных человеческих судеб моряков, их близких и памяти о них вообще и вполне конкретного Юрия Артемова.

Очищающее одиночество среди масок человеческой будничности окутывает душу, когда читаешь страницы, изображающие кладбище погибших моряков и потерявшую разум девушку, которая, словно воплощение трагической любви, бродит там в поисках своего суженого, напоминая нам, потерявшимся в суете счастья, понятие верности. Как будто переброшенный мостик ненормальности истин от этой неизвестной девушки из прошлого в нынешнее — славгородская полоумная Рая Соколова. Непрочитанная книга нелицемерной философии заставляет задуматься — а сумасшедшие ли они? И нормальны ли мы в своем беспамятстве?

Потеря близкого человека для каждого становится своеобразной межой между прошлым и настоящим, принуждает анализировать его жизнь и поступки, примеряя их на себя. Такой границей для Любови Борисовны была смерть отца. «Заручники…» — это своеобразный диалог с ним, с судьбой его семьи и через родных — с собственным «я», ибо она не отделяет себя от родных людей и родной земли, из родника вечных истин которых она и черпает вдохновение для творчества и жизни.