Федор Булгаков - Из общественной и литературной жизни Запада

Эмиль Зола еще в 1880 г. признал своеобразность и оригинальность дарования покойного новеллиста. Именно в то время автор «Ругон Маккар» объявил своим лозунгом натурализм и около него группировался кружок молодых и горячих его последователей. к этому кружку принадлежал и Мопассан, который в литературе стремился идти по стопам своего дяди Флобера, знаменитого автора «Madame Bovary». В числе первых проб талантливости помянутого кружка, напечатанных Эмилем Зола в сборнике «Soirées de Médan», новелла Мопассана «Boule de Suif» выдавалась наиболее, хотя его сверстниками-меданистами были тогда Поль Алексис, Сеар, Энник, Гюисманс – все четыре, принадлежавшие в разряду очень недюжинных писателей.

Но Мопассан чужд был самомнения молодости, и он не решался отдавать в печать написанное им, прежде чем не подвергал это тщательнейшей отделке. В данном случае его руководителем был Флобер, этот отшельник Круасе, мучивший себя обработкой своего стиля. Прочитав первые рассказы Мопассана в стихах, Флобер отечески подбодрил его в дальнейшему писательству: «работайте, молодой человек!». В письме к матери молодого писателя (1873 г.) Флобер заявляет: «уже с месяц тому, как я хотел писать тебе, чтоб объясниться в любви в твоему сыну. Ты не можешь себе представить, каким милым, скромным, благодушным, понятливым и остроумным, словом, симпатичным я нахожу его. Не смотря на разницу лет между нами, я считаю его „другом“ и потом он так напоминает мне моего дорогого Альфреда (Альфред ле-Пуатвен – рано умерший поэт, брат г-жи Мопассан)… То, что он показывал мне из своих работ, конечно, не менее ценно, чем то, что печатается „Парнасцами“… Со временем он дойдет до оригинальности, индивидуальных воззрений и ощущений. А это главное. В результате, в успехе мало толка. В этом мире подобает прежде всего сохранить душу в высокой сфере. Культ искусства доставляет гордость. Такова моя мораль».

И Мопассан, верный заветам своего учителя, с судорожной сосредоточенностью своих умственных сил обрабатывала стих за стихом, строку за строкой, чтоб достигнуть флоберовского идеала выразительной простоты и ясности. Когда минуло ему 80 лет, он ринулся на арену литературы вполне вооруженным, и на первых же порах завоевал себе почетное место среди новейших писателей Франции.

Любопытно, что Мопассан, так мало склонный к лиризму, начал свою карьеру лирическим поэтом, и хорошими стихами. Но этот первый и последний томик стихов, напечатанный в 1880 г. под скромным заглавием «Des Vers» («стихи»), содержит в себе собственно коротенькие рассказы в стихах.

Во Франции, как и везде, в числе писателей-художников есть, конечно, такие, которые воздерживаются от рифмованной поэзии. К таким исключениям принадлежат Гонкур и Гюисманс. А по правилу даже крупнейшие прозаики, как Зола и Додэ, дебютировали стихами. Доде, напр., издал сборник легких эротических стихотворений («Les Amoureuses»), Зола в ранней юности писал не мало стихов в подражание Альфреду де-Мюссе. Они напечатаны теперь в жизнеописании Зола, которое издал Поль Алексис.

Стихи Мопассана значительно оригинальнее стихов Зола. Но если сравнить их с произведениями какого-нибудь из истинно лирических поэтов его поколения, то впечатление получается не особенно глубокое. В 20 Мопассановских стихотворениях бросается в глаза сильная и здоровая чувственность вместе с оттенком мизантропии.

Едва-ли не самое типическое для его душевного настроения стихотворение «Дикие гуси». Изображается, как над монотонной равниной пролетают дикие гуси, направляясь к югу, тогда как их прирученные друзья внизу переваливаются с ноги на ногу, съеживаясь от холода. Какой-то оборванец-мальчишка, насвистывая что-то, гонит этих прирученных гусей. И вдруг последние слышат крик дикой стаи, которая, как стрела, пролетает там, вверху. Они поднимают головы и, видя вольных гусей, рассекающих пространство, сами немножко взмахивают крыльями, топчутся на месте. В них как будто проснулось смутное воспоминание о прежней воле, о свободе тех, от которых они ведут свой род; и смотря вверх, они поднимают резкий крик, как-бы в ответ на крик своих диких братьев.

Натура дикого гуся симпатичнее поэту, и его самого, любителя мореплавания, охоты, спорта и путешествий, тянуло к югу. В его глазах различие между значительными и незначительными людьми заключается, очевидно, в том, что элементом первых служит свобода и жажда жизни, а элементом вторых оказывается стесненность с парализованными крыльями. В своем писательском призвании он чувствует себя дивим гусем, крик которого раздается над головами домашних гусей и там и сям пробуждает в сердцах их исконное мечтание о дикости и свободе. То, что цивилизация сделала из людей, напоминает писателю нечто, похожее на этих переваливающихся гусей; с одной точки зрения нечто безобразное, с другой – нечто комичное. Он смотрит на них, как дикие гуси на своих прирученных сородичей, сверху вниз.

Такой же взгляд на людей сверху вниз чувствуется и в вышеупомянутой первой напечатанной новелле Мопассана «Boule de Suif» («Сальный комочек»). В предисловии в «Soirées de Médan» Зола объявил этот рассказ шедевром, и все, читавшие «Boule de Suif», не могут не разделять такое мнение. Как и все прочие рассказы в названном сборнике, Мопассановский переносит читателя во времена франко-прусской войны 1870 г.

В виду приближения пруссаков в Руану, жители этого города собрались бежать. В пасмурное зимнее утро, когда при слабом мерцании фонаря едва можешь различить другого, дилижанс битком набивается жаждущими отъезда. Тут и легитимистский граф с своей строгой супругой, и крупный фабрикант-миллионер с своей легкомысленной женой, и богатый, хотя не очень добросовестный, виноторговец с своей высохшей дражайшей половиной, и демократический хвастун, две сестры милосердия и какая-то хорошо одетая дама, которая, однако, при ближайшем знакомстве с ней, оказывается вовсе не дамой, а всему городу известной персоной. Она полная, жирная, нецеремонная в обращении, но ретивая патриотка. Мятель вынуждает этих путников долго простоять на дороге. По прошествии двух часов вся компания чувствует себя в критическом положении. Никто не запасся жизненными припасами, а купить их негде, так как население бежало от наступающих немецких войск. Только хорошо упитанная, хорошо одетая молодая дама взяла с собой корзину с съестным, набитую разными сластями, с четырьмя бутылками вина. Как раз в это время она раскладывает белую, как снег, салфетку и начинает свою трапезу.

Сперва её спутники посматривали косо на её присутствие, выражали свое негодование в полголоса оскорбительными замечаниями на её счет, потом ее стали игнорировать совершенно, как бывает с пороком, когда он проникает в нравственный круг. Но теперь, когда аппетит давал себя знать все сильнее, все алчнее, он оказывается сильнее энтузиазма демократа, респектабельности купца, высокомерия фабриканта, самомнения аристократа, добродетели дам и благочестия сестер милосердия. Один за другим все они складывают свое оружие и, рассыпаясь в предупредительных любезностях относительно владелицы корзинки, пользуются содержимым последней. Всякие политические и нравственные оттенки имеют своих представителей в этом дилижансе и все они сдаются на капитуляцию перед этой корзинкой на коленях куртизанки.