Антон Керсновский - История Русской армии. Часть 2. От взятия Парижа до покорения Средней Азии

В артиллерийских и инженерных училищах курс был трехлетний. Офицеры-артиллеристы инженерных войск имели за ученость оклады на чин выше сравнительно с офицерами пехоты и конницы. Ученый кант в специальных войсках (а не только в училищах) был алым и носился на воротниках. Оклады были лишь в 1900 году сравнены.

Военная академия, наименованная в 1856 году в память своего основателя Николаевской академией Генерального штаба, получила ряд преимуществ. В этом направлений особенно многое сделали генерал-адъютант Ростовцев – один из главных деятелей реформ Царя-Освободителя – и дежурный генерал штаба армии Герштенцвейг. В академию разрешено принимать неограниченное количество слушателей, должности адъютантов в войсковых и окружных штабах и управлениях были предоставлены исключительно офицерам Генерального штаба.

Сам Главный штаб, однако, был поставлен Милютиным в полнейшую подчиненность Военному министерству, превращен в один из министерских канцелярских столов. Мы можем видеть огромную разницу между германским Большим Генеральным штабом и нашим Генеральным штабом. Германский реформатор Мольтке проводил реформу с точки зрения начальника Генерального штаба. Русский реформатор Милютин – с точки зрения военного министра. Отсюда независимое и с уклоном в сторону войск положение Генерального штаба в Германии, зависимое и с уклоном в сторону канцелярии положение такового в России.

В 1868 году Милютиным было составлено новое Положение о полевом управлении войск, заменившее старое, централизаторское Положение 1846 года. Оно поражает своим бюрократическим духом, преобладанием канцелярского элемента над собственно штабным и штабного над строевым. За все время существования русской армии здесь в первый раз ни словом не упомянуто о монархе. Зато с избытком упомянуто о министре: весь полевой штаб Действующей армии есть не что иное, как исполнительный орган Военного министерства – и все Положение клонится к тому, чтобы главнокомандующим был назначен военный министр. Те же идеи будет проводить впоследствии и генерал Сухомлинов [166].

Самая война ведется, согласно Положению, импровизированными каждый раз для данной цели отрядами. Если все наши Положения характеризовать лапидарными определениями, то к милютинскому подойдет определение канцелярско-отрядного. Бюрократическое управление войсками, импровизационное вождение войск. Все это дало Эски-Загру и три Плевны…

Венцом всех реформ явилось введение 1 января 1874 года всесословной воинской повинности. Почва для этой реформы была подготовлена уже давно – с 19 февраля 1861 года ничто ей не препятствовало, но наше военное ведомство не торопилось с ее введением. Война 1870–1871 годов – победы вооруженного и организованного германского народа над полупрофессиональной армией ветеранов Второй империи и необученным ополчением юнЪй Третьей республики – заставили серьезно взяться за проведение этого насущного мероприятия. Слово повинность, к сожалению, сохранилось и в новом Уставе, согласно которому военнообязанным являлся каждый русскоподданный, достигавший 21 года. Повинность вообще означает обязанность и притом неприятную (вексельное: повинен я заплатить). Оно не могло годиться в эпоху, когда понятие солдат стало именем общим и знаменитым. Общий срок службы определен в 15 лет: 6 – в строю, 9 – в запасе (на 36-м году жизни запасной увольнялся, таким образом, вчистую).

Устав о всеобщей воинской повинности предусматривал самые широкие льготы по семейному положению. Половина военнообязанных, подходивших под эти льготы, вообще сбрасывалась со счетов. Явке в воинские присутствия подлежала лишь другая половина, из коей в войска назначалось опять-таки менее половины, причем благодаря системе жеребьевки, под знамена далеко не всегда попадал физически лучший элемент. При этой системе обширные человеческие ресурсы России за сорок лет – с 1874-го по 1914 год – были использованы ниже посредственного. Военное ведомство оказалось не в состоянии их утилизировать, произвести их надлежащий отбор.

Исследователя этого Устава не может не поразить огромный размер льгот по образованию. Введя эти льготы, Милютин преследовал цель содействовать народному образованию – цель, конечно, благую. Однако при этой системе наиболее ценный в интеллектуальном отношении элемент хуже всего был использован (вольноопределяющиеся I разряда служили всего 6 месяцев – ясно, что из них могли получиться лишь посредственные прапорщики запаса).

Заимствовав от пруссаков форму идеи, Милютин не заимствовал ее духа. В Германии (а затем и во Франции) никто не имел права занимать казенной должности, и даже выборной, не имея чина или звания офицера или унтер-офицера запаса. Через ряды армии там пропускалось все наиболее ценное, что было в стране, и связь общества с армией была действительной и действенной. У нас поступили наоборот – никакого законодательства на этот счет не существовало, на связь армии с обществом не было обращено никакого внимания, ценные категории интеллектуального отбора нации были освобождены от призыва в войска либо служили заведомо недостаточный срок.

В общем же реформа 1874 года, при всей ее посредственности, представляет собою положительное явление исключительной важности. К сожалению, ее результаты не успели сказаться к моменту начала войны с Турцией. 1 ноября 1876 года при объявлении мобилизации в армии считалось 722000 нижних чинов, в запасе – всего 752000. Некомплект до штатов военного времени достигал 480000 (30 процентов), и его полностью не удалось заполнить призывом 1877 года и льготными казаками.

Значительная часть офицерского корпуса – из прежних юнкеров и новооткрытых юнкерских училищ, при всей своей доблести и верности долгу не могла за недостатком подготовки быть на высоте новой тактики, характеризовавшейся действием стрелковых цепей на широких фронтах, огнем скорострельного ружья и требовавшей быстрого использования обстановки и постоянного проявления частного почина. Невыгодные условия расквартирования войск препятствовали подготовке офицерского состава. Половина пехоты и свыше трех четвертей конницы еще стояли постоем у обывателей. Негде было устроить офицерские собрания и полковые библиотеки, нельзя было производить офицерских занятий.

Сила рутины линейного учения была велика. Рутина эта владела еще очень многими старшими начальниками, и ее не могли искоренить половинчатые пехотные уставы 1860-го и 1874 годов. Линейные традиции игнорировали огонь. Новые уставы его недооценивали, считая огневой бой уделом лишь небольшой части пехоты – стрелков. Достаточно указать на то, что стрельбу стали спрашивать на смотрах лишь с 1871 года (собственного опыта при Инкермане и на Черной было недостаточно – потребовался расстрел прусской гвардии при Сен-Прива для убеждения в важности стрельбы). При наступлении в цепь развертывались лишь стрелковые роты пехотных батальонов. Главная масса пехоты – линейные роты следовали в сомкнутом строю. Беглый огонь вела одна жидкая стрелковая цепь, сомкнутый строй массы знал только один вид огня – залп. О производстве атаки в первый раз упоминается лишь в Уставе 1874 года.