Сергей Катканов - По ту сторону Псоу

И что же теперь? Неужели абхазские монахи от обиды отдадут наш монастырь грекам? Тем самым грекам, от высокомерной наглости которых и бежали сюда русские монахи? Но вот тогда уже мы очень сильно обидимся. Обидится не ворьё, которому бизнес поломали, а простые русские православные люди, которые воспримут это, как плевок в душу. Да не будет! Не расхаживать лукавым грекам хозяевами по нашему монастырю [13] За минувшие с тех пор 3 года никто больше ни разу не озвучил мысль о переходе Новоафонского монастыря под юрисдикцию Константинополя. .

Как же нам, русским и абхазам, выбраться из этого тупика? А вот я бы предложил новоафонским монахам за каждой литургией в монастыре поминать архимандрита Иерона, который так много сделал для Церкви, для Абхазии, для нашей дружбы. Глядишь, и надоумит батюшка Иерон, как поступить.

— Если в Абхазии не будет единой Церкви — нам хана, а если Церковь будет единой, то и с государством всё будет нормально. Церковь не имеет права разделяться, да ведь в среде простых верующих и нет никакого разделения. Абхазам вообще не свойственно разделятся, у нас даже политических партий нет. Я не приемлю никакого разделения внутри Абхазии, — говорит мне Нодар Цвижба.

Не могу понять Нодара. То ли раскола нет и быть не может, то ли он всё–таки может быть, но его надо избежать, то ли он уже есть, но привнесён извне и не имеет внутренних причин.

— Раскол это выдуманная вещь, — улыбается Нодар.

Начинаю жёстко выкручивать из него конкретику.

— Вы всё–таки хотите получить однозначные ответы… — Нодар разводит руками.

— Да, хочу, — нахально соглашаюсь я.

Мы молчим. Пьём кофе, который принесла жена Нодара. Кофе — замечательный. Такого мне в России не доводилось пробовать. И я вовремя вспоминаю, что я не в России.

Абхазы — удивительные миротворцы, причём они любят «творить мир» попросту игнорируя ту часть реальности, которая порождает конфликт. Я заметил это ещё в 2002 году, когда разговаривал с абхазами после нападения чеченских банд Гелаева на Абхазию. Того самого Гелаева, который в 1993 году воевал вместе с абхазами против грузин.

— Чечены- наши братья по оружию, — говорят абхазы.

— Но они на вас напали, — отвечаю я.

— Да, напали.

— Были бои, было немало убитых.

— Да, это так.

— Значит, теперь они для вас уже не братья по оружию?

— Нет, они наши братья.

Очень ошибётесь, если усмотрите здесь проявление кавказской солидарности, к России они относятся так же.

— Вы говорите, что любите Россию, но ведь именно Россия душила вас блокадой в 1993–99 годах, — говорят абхазам.

— Да, Россия душила нас блокадой, но мы любим Россию, — отвечают наши друзья.

Типичный европеец мыслит линейно, логично, последовательно и очень этим гордится. В миротворческих рассуждений абхазов логики мало, но не кажется ли вам, господа, что в этой жизни есть вещи куда поважнее логики? Удивительное умение игнорировать корень конфликта, то есть видеть его, констатировать, но игнорировать, объявляя «яко же не бывшим» — это удивительный нравственный талант. Христианский талант?

Вот столкнулись лбами два абхазских священника, да так крепко столкнулись, что искры долетели и до России, и до Греции. По нашей логике абхазы должны теперь разделиться на сторонников первого и второго, и атаковать друг друга стенка на стенку. Но здесь всё по–другому. Все абхазы в один голос говорят, что оба эти священника — уважаемые люди с большими заслугами, оба хотят только хорошего, просто идут к этому хорошему разными путями. А Нодар рассказал о том, как эти два священника уважают друг друга. Вывод отсюда следует простой: конфликт есть, но конфликта нет. Я понятно излагаю?

Но никуда не денешься от столкновения интересов Абхазии и некоторых не самых достойных представителей России. Тут–то как быть? У Нодара на всё есть свой миротворческий вариант:

— Абхазия — часть русского мира, мы находимся внутри русской цивилизации. Абхазы должны помнить об этом и считаться с этим. Конфликт неизбежен до тех пор, пока у нас на руках Новоафонский монастырь. Монастырь надо отдать русским. Я своим не раз говорил: если ходите возрождать абхазское православие, то это надо делать не в русском монастыре, а в древних абхазских храмах.

Вроде бы всё и правильно. Если абхазская Церковь претендует на подлинную, духовную автокефалию, а не на одну только заурядную административную самостоятельность, то не на русских же камнях ей себя отстраивать. Вот только как же обидно отдавать монастырь в руки людей, для которых православие — не более чем ширма, прикрывающая коммерцию.

Но с другой стороны: монастырь — это огромное количество помещений, когда–то здесь жило более семисот русских насельников, а абхазская братия сейчас — около 10 человек, и вряд ли она в ближайшие годы существенно возрастёт. Ну удвоится, ну утроится, но это всё равно будет значить, что монастырь стоит пустой. Эта громадина никогда не будет востребована Абхазской Церковью, а много ли смысла оставлять за собой то, чем ты никогда не сможешь воспользоваться? А то, что сюда придёт ворьё… Да ворьё нынче всем миром правит. Нам этого не изменить. Души своей мы им не отдадим, а камнями — пусть зажрутся.

Неужели так и не придут сюда нормальные русские люди, способные понимать другой народ и с уважением к нему относиться? Ведь тут же всё можно порешать, всё разрулить, до всего договориться, но только делать это надо тонко, деликатно, с учётом местных особенностей, а не с той медвежьей грацией, которая порою так свойственна мелким представителям великой империи.

Нодар рассказал мне чудный анекдот. Поймал великан абхазского всадника и вместе с конём двумя пальцами поставил себе на ладошку. Как вы думаете отреагировал на это абхаз? Он сказал великану: «Руку убери». Я потом несколько раз пытался рассказывать этот анекдот своим, но у меня не получается. Тут вся суть в той неподражаемой интонации, с которой абхаз говорит своё коронное: «Руку убери».

Вы понимаете, о чём речь? Абхазы умеют прощать обиды и как бы даже вовсе их не замечать, но не пытайтесь ставить их себе на ладошку. В случае чего, настоящий абхаз не станет соотносить свои силы с силами того, чьи действия ему не понравились. Этот маленький народ, не задумываясь, бросится на любого великана, вообще не обременяя себя рассуждениями о последствиях. И я вас уверяю: чтобы не случилось при этом с абхазами, «великан» получит мало удовольствия.

Так я и не сходил на море в этом ноябре. Море всегда было рядом, но меня оно к себе не манило. А вот Алексей каждое утро ездит на море и ежедневно купается даже зимой. Он абхаз. Это его море.