Геннадий Смолин - Как отравили Булгакова. Яд для гения

Постфактум

Москва, 10 марта 1940 года

Д-р Н. А. Захаров

День десятого марта выдался хмурым и ненастным. С рассветом я, вопреки обыкновению, не отправился домой, ибо знал, что это утро – последнее. Я дождался прихода других, – первыми, помнится, появились Павел Сергеевич и Елена Сергеевна, – собрал книги, блокноты и исписанные листы бумаги, в которых за последние три ночи не появилось ни одного слова, и вышел на улицу с такой скорбью в сердце, что сам не понимал, как оно продолжает биться.

Больше я не видел Булгакова живым. Около шести часов, когда я вышел из больницы и поспешил к нему, над Москвой повалил густой снег. Внезапно случилось нечто необыкновенное: раздался оглушительный удар грома и вспышки молний озарили небо прямо у меня над головой. Гроза бушевала с четверть часа, а затем стихла, не оставив и следа. Лишь гигантские снежинки беззвучно опускались на землю.

Известно, что с 1928 года Булгаков начал работать над первыми редакциями романа «Мастер и Маргарита». В течение 10 лет Михаил Афанасьевич часто брался за перо и бумагу: и в 1934, и в 1937 годах; а в 1938 году писатель продолжил работу над романом и принялся за чтение глав «Мастера и Маргариты» друзьям и знакомым – это же он продолжил в апреле-мае 1939 года; а с 4 октября 1939 года начались регулярные правки романа – вплоть до 13 февраля 1940 года, когда он внес последние исправления в рукопись. Это был своеобразный булгаковский Реквием.

Но не все с романом было так гладко. 2 августа 1933 года в письме Викентию Вересаеву он пишет: «В меня… вселился бес. Уже в Ленинграде и теперь здесь, задыхаясь в моих комнатенках, я стал марать страницу за страницей наново – тот свой уничтоженный три года назад роман. Зачем? Не знаю. Я тешу себя сам! Пусть упадет в Лету. Впрочем, я, наверное, брошу это». Но работа над рукописью продолжилась. Миссию надо было выполнять. Уничтоженная первая редакция романа будет переделываться еще не раз. И, в свою очередь, это восстановление стало частью сюжета, смысл которого современный исследователь передал так: «Сожженный роман Мастера возрождает из небытия Воланд, чтобы восстановить подлинную историю Иисуса Христа».

Татьяна Николаевна Лаппа, его первая жена, вспоминала, что в середине 20-х годов Булгаков часто изображал на листках бумаги Мефистофеля и раскрашивал цветными карандашами. Такой портрет, заменив собой икону, всегда висел над рабочим столом писателя…

И здесь в романе «Мастер и Маргарита» на сцену московской жизни Булгаков вывел некоего респектабельного господина. У писателя Воланд (тот же Мефистофель) хорошо пропиарен. В сером дорогом костюме, с тростью. Он уже немолод, но по-своему обаятелен. Взгляд темных глаз пронзителен. Воланд – лощеный иностранец. Маэстро! Может быть, он композитор? Шахматный гроссмейстер? Мессир – одно из имен самого диавола. Ироничный, не очень даже страшный, умный и готовый понять талантливого человека! А главное, он ведь – со всем уважением к Богу. Даже заодно с Ним! Тот выполняет за Него грязную работу… Воланд, этот печальный остроумец, похож на гетевского Мефистофеля. Естественно, переоделся по моде.

Слова Воланда «Вот и я!» точно совпали с текстом выхода Мефистофеля в опере Гуно «Фауст». Кстати, это восклицание «Вот и я!» было одной из ранних версий названия романа. В свите Воланда – подчиненный демон Азазелло-Зазель.

В романе Булгакова прообраз Мефистофеля Гете назван одним из своих 96 имен – Woland, взятым Булгаковым из «Фауста» И.-В. Гете в «Вальпургиевой ночи». Возглас Мефистофеля: «Voland kommt!» («Воланд идет!»). Причем, отдадим должное тому, что он внушает симпатию. И даже – временами – восхищение. Лицо его загадочно-притягательное. Правый глаз – «с золотою искрой на дне», а левый – «пустой и черный… как вход в бездонный колодец всякой тьмы и теней». «Золотая искра» прямо ассоциируется с солнечным светом: в сцене на каменной террасе глаз Воланда горел точно так же, как солнце в окнах домов, «хотя Воланд был спиною к закату». Тьма сочеталась в этом образе с солнечным светом. Такова еще одна шифровка Булгакова: добро и зло – принадлежали единому целому, как искрящийся и черный глаз демона.

Итак, Воланд прибыл в Москву для знакомства с рукописью нового Фауста – Мастера… Отношения Мастера с Воландом – это классические отношения человека-творца с демоном: человек свой талант отдавал духу, а взамен получал от него дары…

Интерес демона в такой сделке поясняла православная антропология (свт. Григорий Палама): «Мы одни из всех тварей, кроме умной и логической сущности, имеем еще и чувственную. Чувственное же, соединенное с умом, создает многообразие наук и искусств и постижений… И все это дано людям. Ничего подобного никогда не бывает у ангелов».

Вот этот дар и тщится украсть диавол. И вот через грехи Мастера князю демонического мира, этому гордецу, нужно проникнуть в человеческую душу. Он врывался как смерч: «Вот и я!», а вслед за ним тут же выскакивали бесы более низкого ранга. Такие как Азазель.

По мнению протодиакона Андрея Кураева, образ Иешуа, вдохновленный Воландом и описанный мастером, – пародия на атеистическое (и толстовское) представление о «сладеньком Исусике», показывающая, что автор подобного рода советских атеистических брошюрок – сатана (Воланд). В книге «„Мастер и Маргарита”: за Христа или против?» о. Андрей сравнивал окончательный вариант романа с черновыми, указывая на то, что в ранних версиях именно Воланд выступал в роли автора романа, в то время как мастер был введен в роман значительно позже.

Протодиакон А. В. Кураев именовал роман в романе (ершалаимскую историю) «Евангелием от сатаны». Действительно, в ранних редакциях романа первая глава воландовского рассказа именовалась «Евангелие от Воланда» и «Евангелие от дьявола» (кстати, в первых редакциях Бездомному в больнице являлся и досказывал ершалаимскую историю не мастер, а сам Воланд; также в ранней редакции Бездомный, пораженный осведомленностью Воланда о ершалаимских событиях, предлагал ему: «А вы напишите свое Евангелие», на что Воланд отвечал: «Евангелие от меня? Хи-хи… Это интересно». Действительно, в воландовской ершалаимской истории очевидно антиевангельское и откровенно талмудистское изложение жизни Христа («Иешуа Га-Ноцри» – имя Христа в Талмуде; отрицание рождения в Вифлееме, происхождения от царя Давида, въезда в Иерусалим на молодом осле, вообще отрицание божественности Иисуса Христа и отношения ветхозаветных пророчеств именно к Нему).

А. Кураев соглашался, что в определенном смысле Христос был именно таким, как булгаковский Иешуа Га-Ноцри из «Мастера и Маргариты». Таким был «имидж» Христа, таким Он казался толпе. И с этой точки зрения роман Булгакова гениален: он показывает видимую, внешнюю сторону великого события – пришествия Христа-Спасителя на Землю, обнажает скандальность Евангелия, потому что действительно нужно иметь удивительный дар Благодати, совершить истинный подвиг Веры, чтобы в этом запыленном Страннике опознать Творца Вселенной.