Максимилиан Волошин - И Ф Анненский - лирик

Увы! Таковы были те минуты ОТДЫХА, которые он отдавал своей собственной душе, ритму своего "я".

Страшно редки в его лирике слова, выводящие из этого круга обыденности, слова о "тоске осужденных планет", {19} о том, что он любит все, "чему в этом мире ни созвучья, ни отклика нет", о том, что существует "не наша связь и лучезарное Слияние", и какие это все бескрылые, безвольные слова, сравнительно с тою сосредоточенной, будничной силой, которая говорит в его кошмарах. Только один Случевский ("После казни в Женеве") находил такие реальные, такие мучительные сравнения, как Анненский.

У него острый взгляд импрессиониста на природу. Но импрессионист не внутри природы - он вне ее и смотрит на нее. И. Ф. Анненский смотрит на природу сквозь переплет окна из комнаты.

Ты опять со мной, подруга-осень,

Но сквозь сеть нагих твоих ветвей

Никогда бледней не стыла просинь,

И снегов не видел я мертвей.

Я твоих печальнее отребий

И черней твоих не видел вод.

На твоем линяло-ветхом небе

Желтых туч томителен развод. {20}

Но весна еще больше, чем осень, надрывает его душу. "Эта резанность линий, этот грузный полет, этот нищенский синий и заплаканный лед". Не воскресение, а истлевший труп Лазаря видит он в ликах весны.

Уплывала Вербная Неделя

На последней, на погиблой льдине.

Уплывала в дымах благовоний,

В замираньи звонов похоронных,

От икон с глубокими глазами

И от Лазарей, забытых в черной яме. {21}

Даже в ясные летние вечера, среди тонких эстетических эмоций, колет сердце все та же тоска:

Бесследно канул день. Желтея, на балкон

Глядит туманный диск луны, еще бестенной.

И в бесконечности распахнутых окон

Уже не зрячие тоскливо-белы стены. {22}

С весной у Иннокентия Федоровича были какие-то старые счеты и целый ряд мучительных ассоциаций; главным образом с нею была связана идея смерти.

В лирике, основанной на такого рода душевных состояниях, как лирика И. Ф., представление о смерти не может не занимать громадного места. И она занимает его, и притом в самых скорбных и мучительных и безобразных своих ликах: в лике трупа, панихиды, смертельной тоски, гроба, скелета. . . Он знает тысячу интимных примет ее. У нее "узкий след", она в "кисейной тонкой чадре с мальвовыми полосами", об ней говорит "шелест крови", от нее "в удушливом дыму вянут космы хризантем", "Ужас в бледных зеркалах и молит и поет, и с поясным поклоном страх нам свечи раздает!". "Ночь напоминает Смерть всем - даже выцветшим покровом". Она "так страстно не разгадана в чадре живой, как дым, она на волнах ладана над куколем твоим".

Она - Смерть всюду, всегда с ним в эти тусклые, томительные, нестерпимые минуты, которые были для него так несправедливо минутами лирических вдохновений. Иногда с жуткой настойчивостью он начинал кликать Смерть:

Все еще он тянет нитку

И никак не кончит пытку

Этот сумеречный день...

Хоть бы ночь скорее, ночь!

Самому бы изнемочь,

Да забыться примиренным,

И уйти бы одуренным

В одуряющую ночь! {23}

И она пришла совсем такая, какой он видел ее, какой страшился, какой ждал, какую, верно, втайне против воли, хотел; пришла в "желтых парах петербургской зимы", "на желтом снегу, облипающем плиты", подошла на улице в один из антрактов деловой жизни, неожиданно и сразу сжала сердце одним нажимом пальцев. И он в шубе, с портфелем в котором лежала приготовленная лекция, что он ехал в этот день читать, мертвый опустился на ступени подъезда Царскосельского вокзала. Полиция отвезла труп неизвестного человека, скончавшегося на улице, в Обуховскую больницу; там его раздели и положили его обнаженное тело, облагороженное мыслью, ритмами и неврастенией, на голые доски в грязной мертвецкой...

... Из церкви Царскосельской гимназии, где совершалось отпевание, белый катафалк с гробом, с венками лавров и хризантем медленно и тяжело двигался по вязкому и мокрому снегу; дорогу развезло; ноябрьская оттепель обнажила суровые загородные дали; день был тихий, строгий, дымчатый; земля кругом была та страшная "весенняя", с которой у него соединялся образ смерти. И мне, следовавшему за гробом в самом конце процессии, {24} вспоминались, как кощунственная эпитафия, как загробная клоунада, трагически-циничные стихи покойного - "Черная весна":

Под гулы меди гробовой

Творился перенос,

И жутко задран, восковой

Глядел из гроба нос.

Дыханья, что ли, он хотел

Туда, в пустую грудь?

Последний снег был темно-бел,

И тяжек рыхлый путь.

И только изморозь мутна

На тление лилась,

Да тупо черная весна

Глядела в студень глаз

С облезлых крыш, из бурых ям,

С позеленелых лип...

А там - по мертвенным полям

С разбухших крыльев птиц...

О люди! Тяжек жизни след

По рытвинам путей,

Но ничего печальней нет,

Как встреча двух смертей...

ПРИМЕЧАНИЯ К СТАТЬЕ "И. Ф. АННЕНСКИЙ - ЛИРИК"

Опубликовано в журнале "Аполлон" (1910, янв., Э 4, отд. 2, с. 11-16). Печатается по тексту этого издания с раскрытием сокращенных написаний имени и отчества Анненского ("Ин. Фед.", "Ин. Федор.").

Иннокентий Федорович Анненский (1855-1909) - выдающийся поэт, драматург, критик, переводчик Еврипида и современной французской поэзии, филолог, педагог. Волошин познакомился с Анненским в первых числах марта 1909 г. и регулярно встречался с ним в последующие месяцы, вплоть до скоропостижной кончины Анненского, последовавшей. 30 ноября. Встречи поэтов, наиболее частые в сентябре-ноябре 1909 г., были связаны с подготовкой и выпуском в свет первых номеров литературно-художественного журнала "Аполлон", но, помимо общих литературных дел и интересов текущего дня, Волошина и Анненского особенно сближала любовь к античной культуре и к творчеству новейших французских поэтов, наследниками которых в деле обновления поэтического слова они оба себя считали. "Мне радостно, что теперь, после десятилетия в Париже, возвращаясь окончательно в Россию, я встретил Вас, потому что увидел в Вас (а это так редко!) человека, с которым можно не только говорить, а у которого можно учиться", - писал Волошин Анненскому 5 марта, на следующий день после их первой встречи (ЦГАЛИ, ф. 6, oп. 1, ед. хр. 307). В статье "О современном лиризме" Анненский анализировал стихотворение "Лиловые лучи" и на его примере пытался показать характерные черты поэтического облика Волошина - "нашего молодого и восторженного эстетика" (Аполлон, 1909, ноябрь, Э 2, отд. 1, с. 9-10). Статья "И. Ф. Анненский - лирик" была написана Волошиным в декабре 1909 г. по заказу редакции "Аполлона" и помещена в подборке статей памяти Анненского наряду со статьями Ф. Ф. Зелинского, Г. И. Чулкова и Вяч. И. Иванова. При работе над ней Волошин пользовался рукописью еще не вышедшей в свет книги стихов Анненского "Кипарисовый ларец" (1910). "Я очень прошу Вас дать мне на несколько дней "Кипарис ларец", - писал он сыну покойного поэта В. И. Анненскому-Кривичу, - т к иначе я не смогу написать той статьи, что обещал для январского Э "Аполлона". Что касается "трагедий", то в этой статье я не думаю касаться, т к думаю написать отдельно. Они мне необходимы - но на срок более продолжительный. Мне точно так же был бы необходим "Эврипид". Но это не спешно, хотя бы очень хотелось иметь все вместе, но с возможностью держать долго. Стихи же мне надо на 2-3 дня. Я сделаю выписки" (ЦГАЛИ, ф. 5, оп. I, ед. хр. 66). Своего намерения написать впоследствии также о трагедиях Анненского и о его переводах Еврипида Волошин не реализовал.