Сборник статей - Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования

О выступлениях же Беседовского они молчат, воды в рот набравши.

Рискуя на себя навлечь гнев советских дипломатов, мы все-таки (правда, очень почтительно!) заявляем, что давать чекисту, работающему в качестве «дипломата» за границей, фамилию столь известных и уважаемых дипломатических деятелей чехословацкой республики – значит проявлять нахальство, превосходящее все пределы.

Невероятно, но факт.

Произошло ли это под влиянием советского ГПУ или бурцевского анти-ГПУ, однако несомненно следующее: в недрах парижской левой общественности образовалась своя Чека, возглавляемая тройкой:

Кулишер.

Соловейчик.

Талин.

Первый, как оказалось, состоит тайным агентом Разведупра организации РДО; второй – деятельным работником иностранного отдела – ИНО партии эсеров; третий – членом ЦИКа, ВЦИКа, Ячейки и Политбюро парижского объединения меньшевиков.

Кто такой Кулишер?

До настоящего времени деятельность Кулишера (по-английски Кулайшер) в общественных парижских кругах представлялась совершенно неясной. Говорили, будто Кулишер – бывший профессор военного времени, окончивший ускоренные научные курсы вместо пятилетки в два года. Биографы утверждали, кроме того, что Кулишер – бывший друг Шпенглера, внук Фейербаха и приемный сын Ницше. Говорили о нем также, будто его ученые работы о деторождаемости в России получили чрезвычайно широкую известность в крупных университетских центрах Конотопа, Винницы, Белой Церкви.

И, несмотря на все это, открытой видной роли в парижских кругах Кулишер не играл.

Как часто бывает в подобных случаях, обладая огромными полномочиями по надзору за левой общественностью, Кулишер формально довольствовался скромным званием рядового сотрудника «Последних новостей», в редакции не имел даже отдельного стола с собственным выдвижным ящиком, а приносил только статьи на безразличные темы, главным образом о чужом национализме, и сейчас же уходил в те двери, в которые входил.

События показали, что не в столе и не в ящике было дело, а в чемто другом, более важном.

Кто такой Соловейчик?

Соловейчик, сын небогатых родителей, родился неизвестно где, но скоро переехал оттуда неизвестно куда, где и начал свою широкую политическую и публицистическую карьеру, помещая в периодических изданиях статьи и заметки под псевдонимом: «Соловей-Алябьев», «фон Нахтигаль», «Бульбуль Паша», «Райская птица» и пр.

До последнего времени деятельность Соловейчика в парижских общественных кругах представлялась совершенно неясной. Однако, как часто бывает в подобных случаях, состоя формально швейцаром при редакции «Современных записок» у М. Вишняка, Соловейчик вел тайный надзор за выполнением социалистической программы в журнале, противодействовал помещению черносотенной изящной литературы и сообщал в центр о тех уклонах, которые производили в очередном номере сборника И. С. Шмелев или И. А. Бунин.

События показали, что и в данном случае не в функциях швейцара было дело, а в чем-то другом, более важном.

Кто такой Талин?

Талин, сын небогатых родителей, начал свою деятельность в городе Измаил, в мануфактурном магазине по распределению материй по полкам, но вскоре оставил это занятие, сохранив, однако, в душе прежнее увлечение материализмом. Писал под многочисленными псевдонимами, начиная с Барона Брамбеуса. В парижских общественных кругах деятельность его представлялась совершенно неясной, в редакциях «Последних новостей» и «Современных записок» он не только не имел собственного стола или ящика, но часто не знал даже, в какую корзину бросили его рукопись.

Однако, как часто бывает в подобных случаях… Впрочем, перейдем к делу.

Разгром периодических изданий

Неизменные уклоны, которые в последнее время стали обнаруживать «Современные записки» и «Последние новости», как видно, переполнили чашу терпения упомянутой тройки.

После ряда тайных совещаний ее в отделах ИНО, Разведупра, ОСО, ЦИКа, ВЦИКа, Ячейки и Политбюро, организация РДО получила от Кулишера резкое предупреждение относительно уклонения от генеральной линии, редакция «Современных записок» – такое же предупреждение от Соловейчика с Талиным, а через несколько дней, когда М. Вишняк прибыл по литературным делам в редакцию «Последних новостей» и находился в кабинете у П. Н. Милюкова, в дверь вдруг вошли, вооруженные браунингами, Кулишер, Соловейчик, Талин. И произошло следующее объяснение:

Кулишер. Павел Николаевич, прошу немедленно сдать мне редакторские дела и отправиться к Лесину.

Милюков. На каком основании?

Кулишер. Во-первых, несмотря на наши предупреждения, ваш помощник Демидов в газете слишком много пишет о православии. Во-вторых, слово «национальный» вы опять не всегда ставите в кавычки. В-третьих, описание таких случаев, как казаки на могиле Неизвестного солдата, у вас приводится в благожелательных тонах. В-четвертых, ваш сотрудник Лукин неизменно подписывается капитаном второго ранга, а не бывшим капитаном бывшего второго ранга, как мы того требуем.

Объяснение тройки с несчастным профессором было настолько горячо и бурно, что М. Вишняк, воспользовавшись суматохой, проскочил к окну, выпрыгнул во двор и, перепрыгнув через стенку соседнего дома, бросился в ближайший комиссариат для передачи себя под защиту французской полиции. Что же касается П. Н. Милюкова, то он только вздохнул, с завистью увидев, как Вишняк выскочил, вспомнил про свои преклонные годы, в которых каждый небольшой заборчик кажется непреодолимой стеной плача… И, опустив голову, произнес:

– Я в вашей власти, товарищи.

Вчера в «Посл[едних] нов[остях]» мы прочли следующую заметку под заглавием «Новый выпад “Возрождения”» [677]:

Несколько времени тому назад Союз русских журналистов обсуждал вопрос о недопустимых приемах полемики, к которым прибегает иногда эмигрантская пресса.

Обращаем внимание Союза на последнюю выходку газеты «Возрождение» в номере 2156 [678], по поводу помещенной у нас статьи М. Александрова [679].

В нескольких строках обозреватель печати этой газеты сумел совместить: 1) попытку раскрытия псевдонима автора этой статьи и автора передовых статей нашей газеты, 2) бесцеремонное извращение смысла статьи, сопровождаемое такими выражениями, как «обычная для него наглость» и т. п., 3) попытку заподозрить ученое звание предполагаемого автора статьи и 4) какие-то непонятные инсинуации по поводу личности проф. Кулишера. Ответить «словом» на подобные литературные приемы невозможно; но отметить для сведения Союза этот очередной эпизод, – увы, один из многих! – мы считаем не лишним.