Сергей Смирнов - J. R. R. как жертва национального перевода (полемические заметки на критическую тему)

Вернее, отсутствует традиция увязывать в одно целое разрозненные сказания. Более того, у нас существует укоренившееся пристрастие к необработанным литературно (что, почему-то, выдается за истинную старину) сказкам, собранным по заводским окраинам или глухим поселкам. Автору известны лишь два примера литературной обработки сказочного наследия, причем, один — гениальный, а второй — не очень.

Это «Слово о Полку Игореве» неизвестного автора и «Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на землю русскую» Тамары Лихоталь. Вторая из упомянутых книг, будучи попыткой свести в один роман весь героический эпос русских богатырей, оказалась настолько отягощенной присутствием автора, что осталась практически незамеченной, хотя именно с нее, как с корня, могла пойти в рост отечественная фэнтези еще в 1974 году.

И что интересно: никто не сомневается, что все «легенды Древней Греции» — позднейшая литературная обработка, но они включены в обязательное литературное образование русского человека; никто не сомневается, что тексты Старшей и Младшей Эдды, не говоря уже о Беовульфе — поздние переложения и обработки скандинавских сказок, но на их основе строили свои произведения и Толкин, и Желязны, и Голливуд не один десяток раз. И только наша литературная традиция отрицает саму возможность обработки собственных народных сказок и сказаний, превращения их в единый повествовательный слой, в котором отразилось бы наконец-то все то, что ищут русские мыслители — моральная основа, национальная идея, генезис общества и все его идеалы.

Однако, свято место пусто не бывает. И отсутствие собственного эпоса замещается, мягко говоря, вольным переводом эпоса иностранного.

Самый классический пример — господин Волков и его «Волшебник Изумрудного города». Без комментариев. (Автор должен отметить, что он сознательно оставляет вне рассмотрения произведения Андрея Белого, Федора Сологуба, Алексея Ремизова — русского Толкина начала века и прочих авторов «серебряных» и «золотых» дореволюционных годов).

А другой пример — не менее классический, но более печальный — перевод Кистяковского-Муравьева.

Наш сказочный героический эпос внутри нас, мы лишь не написали еще книг о нем, не перевели в буквы те образы и характеры, которые с детства сформированы в нас Кощеями, Ягами и Муромцами. Но в каждой переводной сказке образы эти вылезают из наших авторов — у кого больше, у кого меньше, в зависимости от развитости самосознания, и в формах, соответствующих их личной культуре.

И вместо эпилога. Теперь наступает время русского фэнтези — первые книги уже появились. И как только эта ветвь большой литературы (а другой литературы нет — есть внутри нее маленькие авторы) сформируется, обрастет листьями и плодами, переводная фэнтези найдет своих серьезных переводчиков, а мы, читатели, познакомимся с книгами известных нам авторов именно в том виде, в котором могли бы их прочитать на языке оригинала.

Кстати, Дж. Р. Р. действительно заслуживает честных переводчиков, ничуть не менее талантливых, чем переводчики Фриша, Кортасара, Элиота и Шекспира, и уж тем более заслуживает «академического» перевода в самой этичной по отношению к авторам серии — «Литературные памятники».