Валерий Сдобняков - В предчувствии апокалипсиса

Несмотря на эти шокирующие нормального человека обстоятельства, рьяно защищать столь несправедливый и неестественный исторический «расклад», устроенный неограниченными тогда возможностями палача из ОГПУ Агранова, как всегда, бросилась бриковская «гвардия» конъюнктурных почитателей. Стоило появиться первым «маяковским» публикациям Скорятина в «Журналисте», как сразу же всё и понеслось… В 1989 году журнал «Театр» начинает публиковать пасквильную книжонку Ю. А. Карабчиевского «Воскресение Маяковского», впервые изданную в 1985 году в Мюнхене. А в 1990 году её срочно выпускает престижный «Советский писатель» уже у нас в стране в виде небольшой книжоночки.

18 июня того же года Юрий Аркадьевич с 22.15 до 22.35 вечера участвует в искусственной стычке-потасовке на 1-м канале ЦТ в телепередаче «Весы» под названием «Снова о Маяковском» с маститым и вдобавок официальным биографом поэта А. А. Михайловым. Финал её предполагал дружно убедить телезрителей в несомненности самоубийства Владимира Владимировича, что и было сделано подложными оппонентами.

Кстати, апологет самоубийства Маяковского Карабчиевский так вжился в свою роль знатока кончины великого поэта, что, скатавшись в Израиль, немного продлил там своё пребывание, а вернувшись в страну, как и Лиля Брик, покончил с собой.

Всё в том же 1990 году в дело ввязалась журналистка ТАСС Елена Бернаскони, опубликовав свой первый материал о Маяковском в журнале «Эхо планеты», № 18. Тема продолжалась до 1993 года под флагом «Маяковский. История любви». Заключительный её материал был в 9-м номере за 27 февраля – 5 марта 1993 года.

B. C.Вы можете из писем Скорятина процитировать какие-то наиболее важные, на ваш взгляд, высказывания, наблюдения, может быть, даже предостережения?

В. Ц.Валентин Иванович писал мне по поводу материалов Бернаскони ещё 25 сентября 1991 года:

«По «ящику», говорят, промелькнула передача. В центре этой передачи, как мне сказали, была эта еврейка из ТАССовского журнала Бернаскони! Вот что значит еврейская хватка! Учитесь. Один материал (Бабича) готовила к печати как редактор. Затем написала сама. «Эхо планеты» (№ 31/32?). И что Вы думаете? Она уже выступает в роли крупнейшего специалиста по Маяковскому! Забавно всё это».

Но кроме Е. Бернаскони и Ю. Карабчиевского с А. А. Михайловым, за дело срочной дезавуации обличительных результатов журналистского поиска Скорятина взялись и другие: подозрительно активизировался славист из Швеции Б. Янгфельдт, зачастил из Казахстана в Москву обожатель Бриков А. В. Валюженич, в оборот быстренько включили престарелую, но ещё живую В. В. Полонскую – главную свидетельницу самоубийства поэта, который застрелился чуть ли ни на её глазах. Имя Вероники Витольдовны с непременными рассказами о самоубийстве поэта замелькало по периодике. А тут ещё К. Кедров из «Известий», В. Радзишевский из «Литературной газеты», Л. Колодный, З. Богуславская… В большую игру включился даже известный специалист по А. Н. Толстому – филолог В. И. Баранов, сменивший нижегородскую прописку на Москву. Причём, Вадим Ильич сумел каким-то образом угодить не куда-нибудь, на московские задворки, а прямо в знаменитый «Дом на Набережной», прославленный Ю. Трифоновым.

Итак, Скорятин устанавливает какие-то новые ранее неизвестные сногсшибательные факты биографии Маяковского, вытаскивающие на свет виновников его гибели, а кругом молчание, тишина, пикирование на радио и телевидении частично приведённой «гвардии» опровержцев вскрытых фактов во главе с А. Михайловым. Они в очередной раз настаивают на самоубийстве поэта, всячески замалчивая имя въедливого журналиста, потревожившего их спокойную жизнь.

Надо сказать, что «творческая» мысль «гвардейцев» чёрного дела работала прекрасно. Помимо личных утверждений, изобретались для пущей важности и убедительности какие-то надуманные экспертизы вроде «психолингвистической» в отношении предсмертной записки Маяковского, или появлялись неведомые эксперты типа некоего А. Маслова. Преподнесли его пышно в качестве опытнейшего судмедэксперта, доцента Московской Медицинской Академии имени И. М. Сеченова. Ещё интереснее обставили сам материал, появившийся в «ЛГ» и перепечатанный 15 января 1992 года «Нижегородскими новостями». Он назывался «Как погиб Маяковский», примечательная рубрика его гласила «точка над i», а однозначное резюме подводил подзаголовок: «Спор завершают эксперты».

Однако А. Маслову, которого Скорятин назвал всего лишь «стреляной гильзой», завершить спор не удалось. За цветастым антуражем представления он оказался обыкновенным соседом Бриков, прожившим с ними в одном доме целых тридцать лет. Подтасовка была очевидна, а любые заключения такого «эксперта» – сомнительны.

Поэтому тема нашей переписки строилась в основном на биографии великого поэта, так как комментарии напрашивались сами собой из поведения недобросовестных оппонентов. Валентин Иванович также писал о постоянном нездоровом интересе к его расследованию известного московского журналиста Льва Колодного, который пытался узнать о планах и находках биографа. Скорятин искренне сокрушался, что застряла изданием его книга о поэте.

Изредка Валентин Иванович касался происходящей политической жизни. В основном, мельком. Так он с горечью привёл появившегося тогда на сцене Шохина, назвав его настоящую фамилию Шайхет. Он, по-моему, стал министром труда или госимуществ при Ельцине. «Словом, сгибаться Вам под тяжестью налогов, а нам пребывать в нищете, пока месье Ельцин будет окружён этой шантрапой…», – писал мне Скорятин 29–30 сентября 1991 года.

Незадолго до этого, 15 сентября он сокрушался: «Демократический погром в партархивах осложнил ситуацию, отодвинул работу с главными материалами о поэте. Придётся начинать с нуля. Надежды не теряю».

А весной того же года, а точнее 10 мая, Валентин Иванович спрашивал у меня, одновременно негодуя:

«Юность» № 2 видели? Там Богуславская (жена поэта Андрея Вознесенского – В. Ц.) столько дезинформации подбросила… зачем они лепят такие «горбушки»? Запутывают только. Или морочат голову сознательно?

Макаров ушёл в подполье. Думаю, что навсегда».

В том же письме Скорятин сообщал другие текущие новости:

«Веронике Витольдовне звонил на днях. Уже после передачи. Мило поговорили. Поздравил её, пожелал здоровья, настроения. Сговорились (в который раз!) о встрече. (Всё собираюсь!..) Но как выйдет, не знаю. И при всём при этом – она ни слова о публикациях в «Журналисте», а я ни слова о её выступлении на радио России. Вот так. Ни мира, ни войны. Странная ситуация. Любопытная…»

Ранней весной, 11 марта всё того же 1991 года, Валентин Иванович поведал мне неординарный случай из жизни «демократической» Москвы: