Газета Завтра Газета - Газета Завтра 40 (1192 2016)

Победа в Крымской войне широко праздновалась в Петербурге. Толстой и Достоевский обменялись крестами, и Достоевский переехал жить в Ясную Поляну, а Толстой увлёкся Неточкой Незвановой, и они оба укатили в Баден-Баден.

Состоялась пышная свадьба Ольги Журавлёвой и Смердякова. Свадьба игралась в гостинице "Гельвеция", где собралось множество гостей. Невзороф не был зван на свадьбу и не мог удержаться от того, чтобы не мучить себя и не наблюдать счастье новобрачных. Он вновь притворился атлантом, залез на фасад здания на противоположной стороне улицы и замер там между двумя каменными исполинами. В то время была зима, стоял мороз, и голый Невзороф отморозил себе чресла. Спасать его прибежал весь бандитский Петербург. Глава мафии Антибиотик так усердно растирал замёрзшие чресла Александра Глебовича, что добыл огонь трением и отвёз Невзорофа греться в сауну, ту самую, где позднее погиб Собчак. У Смердякова и Ольги Журавлёвой родилось восемь детей. Чувствуя свою вину перед Невзорофым, они решили всех восьмерых ребятишек назвать Александрами.

Рогожин перешёл работать из газеты "Завтра" в пропрезидентский журнал "Русский пионер". Дочь Филиппа Киркорова Настасья Филипповна уехала в Америку, там подружилась со Светланой Аллилуевой и скрасила её последние часы вдали от Родины. Братья Каракозовы пошли служить в гвардию, а браться Карамазовы стали омбудсменами. Сам же Александр Глебович Невзороф вновь стал героем знаменитого романа Фёдора Михайловича Достоевского "Матрёнин двор", где рассказывалось о слепой Матрёне Московской.

Юрий Поляков: способ жизни

Ольга Ярикова

отрывок из книги "Последний советский писатель"

Издательство "Молодая гвардия" начинает в рамках знаменитой серии "Жизнь замечательных людей" проект "Современные классики". Открывает цикл книга Ольги Яриковой "Последний советский писатель" — о Юрии Полякове. В томе около тысячи страниц, что объясняется не только насыщенностью творческой биографии писателя, но и стремлением реконструировать недавнее советское и постсоветское прошлое, напомнить о фактах и событиях, часто намеренно замалчиваемых или искажаемых. В книге впервые использованы никогда не публиковавшиеся дневниковые и мемуарные тексты Полякова.

С героем моей книги я познакомилась, когда по заданию нашего генерального директора Валентина Фёдоровича Юркина брала у него интервью для книги, посвящённой 75-летнему юбилею "Молодой гвардии". В ней под одной обложкой были собраны рассказы о славной истории издательства и его знаменитых авторах. В их число, естественно, попал и Юрий Михайлович Поляков.

Это было жарким летом 1997 года. Поляковы жили тогда в писательском доме на Хорошёвском шоссе, и у них был огромный ризеншнауцер, явный неврастеник, которого на всякий случай где-то заперли на время моего визита. Потом я узнала, что любящие животных Юра и Наташа непременно держат в доме собаку, а в Переделкине дом Поляковых обжили и кошки.

Мы, конечно, говорили тогда о его первом издательском договоре и первой книге, вышедшей в серии "Молодые голоса", — но и о причинах развала СССР: это было то, что больше всего занимало нас обоих, ровесников и во многом единомышленников.

И всё же мы были едва знакомы, когда в 1999-м Юрий Михайлович принёс в "Молодую гвардию" рукопись романа "Замыслил я побег…", и мне поручили стать его редактором. Вскоре в случайном разговоре я поделилась с ним свежими впечатлениями от очередного бесплодного визита в префектуру: моя мама была инвалидом Великой Отечественной, и наша маленькая семья: мама, я и мои дочь и сын, проживавшие в двухкомнатной "хрущёвке" в предназначенном на снос доме, — стояла в льготной очереди на квартиру. Очередь наша, увы, не двигалась.

Пройденные нами коридоры и кабинеты лишь добавляли уныния: например, все сидевшие в очереди к зам-префекта имели на руках ордера на новую квартиру и были недовольны кто этажом, кто домом — хотели получить жильё в таком же, но через дорогу, — либо тем, куда выходили окна новой квартиры. Нам же отвечали стандартно: очередников слишком много, а возможности ограниченны. Ждите. Так же ответил и префект А.М. Брячихин, предложив моей 82-летней маме войти в его положение: ему надо было срочно расселять "трясунов" — людей, живших в домах, под которыми проходило метро. Кстати, те дома давно снесли, а на их месте вырос гигантский жилой массив. Короче, "трясунов" надо было срочно расселять, и квартир на всех не хватало.

Не помню, что именно я рассказала зашедшему на минутку в редакцию автору. Это теперь мне известно, с каким почтением относится он к фронтовикам. А тогда было невдомек, что его эта простая история заденет за живое. Все мы жили в ощущении, что никто никому в государстве не нужен и особенно тяжело приходится власти — с населением, которое мешает ей строить светлое демократическое завтра.

Мама моя в войну была лётчицей звена связи. В бою под Шепетовкой её По-2, в котором она летела с каким-то штабистом и секретным пакетом, был подбит, мама получила тяжёлое ранение в ногу навылет, но смогла посадить самолёт на нейтральной полосе и даже, теряя сознание, каким-то чудом выбрала верное направление и доползла до своих. Ей было 26 лет.

Не помню, вдавалась ли я в подробности или разговор наш был совсем краток, но примерно через месяц Юрий Михайлович вдруг позвонил в редакцию и уточнил имя-отчество мамы. А через день-другой перезвонил и велел купить свежий номер "Московского комсомольца". Мол, я упомянул вашу маму в своей колонке. Посмотрите, что будет.

В колонке, вышедшей 8 октября 1999 года в "МК", говорилось о "разномордой" политической элите, которая вспоминает о людях лишь тогда, когда ей требуются их голоса на выборах. И она, как гоголевская нечисть, окружив избирателя-бурсака, "вьётся, гикает, машет перепончатыми крыльями, и вот-вот введут под руки Вия, уставшего от работы с документами…". Дерзость автора поражала, ведь об уходе Ельцина помышляли только избранные члены "семьи", и до его новогодней "загогулины" оставалось ещё почти три месяца.

"Думаю, в эти дни в списки избирателей-ветеранов внесли и Екатерину Ивановну Ярикову, проживающую на Ярцевской улице в хрущобе с дочерью и взрослыми внуками и имеющую как инвалид войны все права на улучшение жилищных условий, — продолжал Поляков. — Но наши права, наверное, никогда не станут обязанностями чиновников. Знаете, что ей ответил зам-префекта Западного округа В.Т. Панкратов? Нет, не подумайте — ничего грубого. Он сказал: "Подождите, Екатерина Ивановна. Будет возможность — поможем". Когда мне, сравнительно бодрому 44-летнему мужчине говорят "подождите — поможем", у меня на душе начинают скрести экзистенциальные кошки. А что должна чувствовать 82-летняя лётчица-фронтовичка, награждённая многими орденами и тяжело раненная в воздушном бою?.. Каково ей каждый День Победы получать письма от президента с заверениями, что он в целом и страна в частности перед ней, героиней войны, в долгу?"