Валерий Шамбаров - Россия и Запад. От мифов к истине

Впрочем, русские бабы были не чужды и обычных женских слабостей, как же без этого? Допустим, при очередном пожаре в Москве начали выяснять причину – оказалось, что вдовушка Ульяна Иванова оставила непогашенной печку, вышла на минутку к соседу, дьячку Тимофею Голосову, да и засиделась, заболталась в гостях. Чесала языком, пока не закричали, что ее дом полыхает. Наверное, такая вдовушка могла жить в любой стране и в любую эпоху.

Олеарий описывает случай в Астрахани. Немцы здесь тоже надумали посмотреть на русских купальщиц, пошли гулять к баням. Четыре девицы выскочили из парной и плескались в Волге. Немецкий солдат вздумал окунуться с ними. Они принялись в шутку брызгаться, но одна зашла слишком глубоко, стала тонуть. Подруги воззвали к солдату, он вытащил молодку. Все четверо облепили немца, осыпая поцелуями благодарности. Что-то не слишком похоже на «закрепощенность». Очевидно, сами же девушки разыграли «несчастный случай», чтобы поближе познакомиться. Посол Фоскарино похвалялся, как несколько московских бабенок очутились в объятиях итальянцев – из любопытства, захотели сравнить их с соотечественниками. Олеарий и Таннер упоминали, что в Москве были и девицы легкого поведения. Они околачивались возле Лобного места под видом продавщиц холста, но обозначали себя, держа в губах колечко с бирюзой. Очень удобно – если появится наряд стрельцов, спрятать колечко во рту. Хотя до повального распутства, как во Франции или Италии, дело не доходило. Причем ситуация получалась во многом парадоксальной. В большинстве стран Европы сохранялись средневековые драконовские законы, за блуд полагалась смертная казнь. Но об этих законах никто не вспоминал, разврат процветал открыто. В России таких законов не было. Вопросами нравственности занималась только Церковь. Но моральные устои оставались куда более прочными, чем на Западе.

Конечно, не в каждой семье воцарялись «совет да любовь». Иногда случались супружеские измены – это был грех, и духовники назначали покаяние, епитимью. Но если муж обижал супругу, она тоже могла найти защиту в церкви – священник разберется, вразумит главу семьи. В подобных случаях вмешивался и «мир» – деревенская, слободская, ремесленная община. А общины на Руси были крепкими, могли обратиться к властям, воеводам, к самому царю. До нас дошла, например, общественная жалоба на посадского Короба, который «пьет и бражничает безобразно, в зернь и в карты играет, жену свою бьет и мучит не по закону…» Община просила унять хулигана или вообще выселить вон.

Да и сами русские женщины были отнюдь не беззащитными тепличными созданиями, умели постоять за себя. В народной «Притче о старом муже и молодой девице» (XVII в.) богатый вельможа сватает красавицу вопреки ее желанию – принуждает к браку родителей. Но девица заранее перечисляет арсенал средств, которыми будет его изводить – от угощения сухими корками и недоваренными мослами до побоев «по берещеной роже, неколотой потылице, жаравной шее, лещевым скорыням, щучьим зубам». Действительно, бывало и так, что не жена страдала от мужа, а мужу доставалось от жены. Так, дворянин Никифор Скорятин дважды обращался к самому царю Алексею Михайловичу! Жаловался, что жена Пелагея била его, драла за бороду и угрожала топором. Просил защитить или дозволить развестись.

Конечно, я привожу этот пример не в качестве положительного и не в качестве оправдания склочных баб. Но он тоже подтверждает, насколько же несостоятелен «общепризнанный» стереотип о забитых и несчастных русских женщинах, всю жизнь сидевших за запертыми дверями и стонавших от побоев.

310 лет назад, в октябре 1703 г., Петр I вышел на лодках в Финский залив, осматривал подступы к основанному им Санкт-Петербургу. На острове Котлин наметил места для гаваней и крепости, будущего Кронштадта. Из Архангельска по рекам и волокам сюда переправлялись корабли. Судоверфи появились и в самом Петербурге. С этими событиями связано рождение Балтийского флота. Семью годами раньше подняли паруса и загремели пушками русские эскадры на юге, в Азове и Таганроге.

Но из достижений наших предков нередко делаются довольно уродливые выводы – что кораблестроение и мореплавание долгое время оставались чуждыми для русских. Они разве что тупо смотрели на приплывающих к ним высокоразвитых иноземцев, а потом царь-реформатор подстегнул их перенимать зарубежную науку и опыт. Не лишним будет отметить, что подобные построения не имеют никакого отношения к истине. Регулярный военный флот в нашей стране действительно строил Петр. Однако начало русского мореплавания теряется в глубине веков.

О славянских эскадрах византийцы довольно часто упоминали с VII в. В 773 г. в составе армии императора Константина Копронима, воевавшего против болгар, была отмечена целая флотилия «русских кораблей». Еще одна флотилия примерно в эти же годы напала на Крым, с нее высадилась «великая рать новгородская» князя Бравлина, проутюжила берег от Херсонеса до Керчи, после десятидневной осады взяла штурмом Сурож (Судак).

В дальнейшем подобные упоминания стали постоянными. Русские приплывали к греческим берегам то торговать, то сражаться. Одной из главных причин периодических войн с Византией были как раз попытки греческих императоров лишить нашу страну выхода к морю, оттереть ее от выгод торговли (а заодно обезопаситься от набегов с моря). Угроза была и в самом деле нешуточная. Эскадры с севера неоднократно появлялись на подступах к Константинополю, громили греческие владения в Крыму и в Малой Азии. Иногда заключали и союзы, выходили по Волге в Каспийское море, наносили удары по византийской противнице, Персии.

В 937–944 гг., при великом князе Игоре, русичи построили постоянные портовые базы. Высадились на Кинбурнской, Тендровской косах, в Крыму. Арабский историк Аль-Масуди в эти годы называл Черное море «морем русов, по которому не плавают другие племена, и они обосновались на одном из его берегов». Утвердиться еще не удалось. После ряда столкновений греки навязали мирный договор, запретивший русичам останавливаться на побережье даже на зимовку. Славянские суда этой эпохи представляли собой «моноксилы», лодки-однодревки. Ствол большого дерева выдалбливался или выжигался, досками наращивались борта, ставилась мачта с прямым парусом. Но не позднее середины X в. русичи научились строить большие корабли, с каютами.

В 957 г. великая княгиня св. Ольга нанесла визит в Константинополь, с ней ехало внушительное посольство, 35 дам ее свиты, 88 бояр, купцов, представителей городов. Греки всячески силились обозначить дистанцию с «варварами», три месяца тянули с аудиенцией у императора и не позволяли приезжим сходить с кораблей. Ясное дело, что правительница великой державы и придворные дамы жили не на лодках, а с относительными удобствами. А внук св. Ольги – св. Владимир Креститель, около 985–986 гг. присоединил хазарские города Таматарха и Самкерц (Тамань и Керчь), здесь было основано Тмутараканское княжество, наша страна наконец-то приобрела портовые ворота на юге.