Тарас Степанчук - Дом Романовых. Последние дни последнего царя.

Порвав союз с Австрией, а затем и с Англией, Павел, естественно, заключил мир с Францией, тем более, что объявивший себя первым консулом Наполеон Бонапарт и ставший фактическим распорядителем судеб Франции искал этого мира и оказал Павлу массу любезностей, при этом он не только освободил русских пленных, но экипировал и вооружил их. Подкупленный таким хорошим отношением, император готов был заключить с Францией союз, тем более, что ближайшей его целью стал поход в Индию, дабы лишить там Англию ее влияния и нанести ей таким образом самый чувствительный удар. Стали делаться приготовления к дальнему индийскому походу через Хиву и Бухару, но император Павел 11 марта 1801 года скоропостижно скончался, а с ним скончались и все его планы.

По смерти Павла I на престол вступил старший его сын Александр, с именем которого связана эпоха приснопамятной Отечественной войны 1812 года.

Наполеон в 1812 году во главе 600 000 армии, состоящей почти из всех народов Европы, двинулся на Россию и 11 июня перешел через ее границу на реке Неман, между Ковно и Гродно. Император Александр, узнав об этом, отдал приказ по своим армиям: «Не нужно мне напоминать вождям, полководцам и воинам нашим о их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь Славян. Воины! Вы защищаете веру, отечество, свободу. Я с вами. На зачинающего Бог».

Россия могла противопоставить Наполеону только 200 000 человек, разделенных при этом на две армии, первая — под начальством Барклай-де-Толли, а вторая — Багратиона. В начале войны был принят план Барклая, состоящий в том, чтобы, избегая открытых столкновений, отступать во внутрь страны, опустошая по пути всю местность и уничтожая все жизненные припасы, что должно затруднять и истощать неприятеля. Принимая численный перевес последнего и веру неприятельского войска в непобедимость своего вождя, план Барклая следует счесть наилучшим, но беда заключалась в том, что изобретатель плана был иностранец, не был популярен в войске и не был любим обществом.

Наполеон вел быстрое наступление, стремясь настигнуть, разбить и уничтожить русскую армию. Барклай спешно отступал, невзирая на ропот и неудовольствие в войсках: среди солдат и офицеров жива еще была память о великом Суворове, при котором наши войска, даже на чужбине, не знали слова «отступление». Отступать теперь, защищая родную землю, казалось нестерпимо горькою обидой. «Русские не должны бежать. Это мы хуже пруссаков стали. Куда бежите? Зачем срамите Россию и армию? Стыдно мундир носить! Ради Бога наступайте!» — так роптали старые генералы, выросшие под Суворовскими знаменами.

Невзирая на ропот и прямые обвинения в измене, Барклай продолжал отступление. Он видел, что каждый шаг в глубь России ослабляет врага. Наполеон не мог оставить без охраны пройденные им области, и его великая армия сама собою, без сражения, таяла и уменьшалась в числе. Русские, напротив, чем дальше отступали, тем становились сильнее. Подошли к армии донские казачьи полки под командою лихого атамана Платова, сподвижника Суворова. Подходили подкрепления из дальних губерний. А между тем в глубине России начиналось грозное движение, которого не предвидел Наполеон, хвалившийся раздавить Россию своими несметными полками.

Трудно описать волнение и негодование, охватившее весь русский народ, уже сто лет не видавший врага в своих пределах. Красноречивые манифесты императора Александра, призывавшего весь народ к борьбе с врагом, дерзнувшим вступить на Русскую землю, находили живой отклик во всех сердцах. Особенно волновалась Москва: первопрестольная столица Русского государства, средоточие великих русских святынь, ядро создавшего империю русского народа, гнездо старинного родовитого дворянства и богатейшего именитого купечества — Москва недаром называлась сердцем России. Общее одушевление, охватившее и знать, и простой народ, достигло неслыханной силы, когда стало известно, что государь сам прибудет в Москву.

Император Александр Павлович пользовался в народе большой любовью. Замечательно красивый, ласковый и приветливый, он одарен был редкой способностью — очаровывать всякого, кто имел счастье его видеть или с ним говорить. Забота о благе народа, о его богатстве и просвещении была с детских лет его заветной мечтою. Теперь, в дни народного горя и опасности, больше чем когда-либо нужно было в Москве живое слово всеми любимого государя, чтобы укрепить и направить к истинной пользе России общее одушевление.

В жаркий солнечный день 12 июля император Александр выехал в свой первопрестольный город. Бесчисленная толпа заполняла улицы и площади, унизывала карнизы и крыши домов. Воздух дрожал от криков: «Веди нас, куда хочешь! Веди нас, отец наш! Умрем или победим!». Государь едва двигался сквозь густую толпу людей, плакавших и ловивших его руки и полы мундира, чтобы поцеловать их. Стража хотела раздвинуть перед императором толпу, но он не позволил. «Не тревожьте, не троньте их, я пройду!» — говорил он, кланяясь на все стороны.

В залах дворца ожидали императора созванные им дворянство и купечество Москвы. Государь обратился к собравшимся с вдохновенным словом. «Настало время для России показать свету ее могущество и силу, — говорил он. — Я в полной уверенности взываю к вам: вы, подобно предкам вашим, не потерпите ига чуждого, и неприятель пусть не восторжествует в своих дерзких замыслах. Этого ожидают от вас Отечество и Государь». В порыве одушевления дворянство постановило на свой счет снарядить и вооружить ополчение из крестьян — по одному ратнику с 10 душ; сами неслужилые дворяне становились в ряды ополчения; кто мог, жертвовал и деньгами — собрано было до 3 миллионов рублей; купечество в несколько часов собрало пожертвований на 10 миллионов рублей. Городской голова Москвы дал 50 тысяч — половину своего состояния. Великая княгиня Екатерина Павловна, сестра императора, выставила на свой счет целый батальон солдат. Московские богачи Мамонов и Салтыков также снарядили два полка конницы. Бедняки несли свою последнюю копейку. Рабочий Белкин пожертвовал единственные свои 5 рублей, завещанные ему отцом про черный день; «для всех нас не может быть дней чернее нынешних», — говорил он.

Со времен Минина не видано было на русской земле такого общего порыва — пожертвовать всем для спасения родной земли. Государь, выходя из зала, где собирались пожертвования, не мог удержаться от слез и несколько раз повторял: «Я никогда не забуду этого дня!».