Александр Жигарев - Анна Герман

- Ваша подруга - просто молодец. Сначала мы, правда, подумали, что она малость не в себе. А с сегодняшнего дня она для нас самый высокий авторитет, - Потом, сменив тон с шутливого на торжественный, он произнес: - Анна Герман, мы зачисляем вас в постоянный штат Вроцлавской эстрады. Вы будете получать как бесставочница сто злотых за концерт. А концертов в месяц будет примерно сорок. Значит, четыре тысячи злотых в месяц. Ездить будем много, репетировать - тоже, так что не ждите сладкой жизни.

Сначала она так растерялась, что не могла вымолвить ни слова. Деловитость эта совершенно потрясла ее. "Зачисляем в постоянный штат... Сто злотых... Четыре тысячи злотых... Интересно, что теперь скажут мама и бабушка? Они-то уж, наверное, обрадуются: не то что тысяча восемьсот злотых начинающему инженеру! Ну а я сама?.. Не девочка уже, своя голова на плечах, это ведь мне жить и работать...". И вдруг она совершенно отчетливо осознала, что случилось то, о чем она втайне мечтала,

Не верилось, казалось фантастикой наяву. Но ведь сбылось! Все прежнее выступления на студенческом вечере, "Каламбур" - представилось теперь не просто увлечением, а прелюдией, подготовкой к главному делу жизни. К пению.

Деньги... При чем здесь деньги? Да если бы Скомпский предложил выступать бесплатно, она бы и на это согласилась... Лишь бы петь!

Дома она рассказала о случившемся, будто речь шла о чем-то будничном, вовсе и не требующем обсуждения.

- Так что же, диплом ты вообще защищать не будешь? - не очень-то разобравшись в происшедшем, изумилась мать.

- Нет, почему? Буду! - ответила Аня и добавила неуверенно: - Может, когда-нибудь я все-таки стану геологом...

xxx

Весна в 1961 году пришла необычно рано: в одну ночь снег растаял, с утра ярко светило солнце, за окном весело щебетали птицы. Солнечные лучи, пение птиц, волшебная перемена в судьбе - все это вместе создавало весеннее настроение, предвкушение других, еще более прекрасных и радостных событий.

Их было двенадцать, артистов Вроцлавской эстрады. Кроме Яна Скомпского и его помощника Анджея Быховского четверо оркестрантов - пианист, ударник, контрабасист и трубач. Пианист - Юрек Мильман, студент консерватории, подрабатывающий на жизнь. Ударник - белобрысый Ян Тишинский, энтузиаст джаза. Контрабасист - тоже Ян, но Ковальский, недавно изгнанный из вроцлавского Оперного театра за постоянное появление на работе в нетрезвом виде. И сорокалетний трубач Анджей Кристофович, раньше игравший в похоронном оркестре.

- Эх, здорово там платили! - частенько повторял Анджей. - Да работа была чересчур нервная. - И он сокрушенно качал головой.

Четыре балерины (Алиция, Магда, Хелена и Бася) много лет танцевали в ночном ресторане "Полония". Но разругались с директором. Тот пробовал навязать им пятую партнершу - свою жену, никогда раньше профессионально не выступавшую и твердо убежденную в том, что для того, чтобы "дрыгать ногами", учиться не обязательно.

Остальные двое - бывший оперный баритон, пятидесятилетний Северин Мазовецкий, постоянно жаловавшийся на больную печень, и старожилка местной эстрады певица Ханка Станкевич - бойкая дамочка лет сорока пяти.

Жизнь провинциального актера, - впрочем, как и жизнь столичного гастролера, - состоит из беспрерывных поездок. Из Вроцлава они выезжали на маленьком, допотопном, постоянно ломавшемся автобусе и на черепашьей скорости направлялись в сторону какого-нибудь небольшого городка, где, как торжественно объявлял коллегам Скомпский, "будет находиться их база". Под словом "база" Скомпский подразумевал местную заштатную гостиницу, как правило, без удобств, зато с обилием тараканов и превосходной звукопроницаемостью. Если кто-то ругался с женой, храпел или слушал радио, два соседних номера были полностью в курсе дела. Сначала это Аню забавляло, потом стало раздражать, наконец, просто приводить в отчаяние: больше всего после многочисленных переездов и концертов она нуждалась в тишине и покое.

Артисты обычно давали по три концерта в день. Это было немало... Вставали в полдевятого утра, завтракали и в полдесятого уже сидели в автобусе. Водитель, лысеющий пан Яцек с багровым "после вчерашнего" лицом, долго заводил мотор. При этом он чертыхался, плевался, разводил руками, как бы ища у своих пассажиров поддержки. Однажды в пяти километрах от Вроцлава автобус как-то странно затарахтел и застрял. Пан Яцек склонился над двигателем, долго в нем копался, а затем, вытирая тряпкой руки, с радостным удовлетворением возвестил: "Это уже навсегда". Каково же было Анино удивление, когда лет десять спустя она повстречала допотопный автобус со Скомпским и его старыми и новыми спутниками у бензоколонки в маленьком местечке под Вроцлавом! За рулем сидел краснощекий пан Яцек!..

Они направлялись в так называемый "концертный зал", находившийся обычно километрах в пятнадцати от "базы". Нередко таким залом служил офицерский или сельский клуб, Дом отдыха. Пан Яцек с рабочим выгружал ящики с реквизитом. Музыканты тащили нехитрую аппаратуру. Тут же начинали пробовать громоздкие микрофоны, которые часто подводили артистов. Северин Мазовецкий микрофоном не пользовался. В глубине души он презирал микрофонное пение и не скрывал злорадства, когда его коллеги оказывались в затруднительном положении. После проверки аппаратуры бежали обедать, ели на скорую руку - и снова в зал на репетицию.

Репетировали бесконечно. У Ани создалось впечатление, что выше всего, выше, чем сам концерт, ценит Скомпский репетицию. Он был абсолютно уверен в своем художественном вкусе и правильности суждений. "Мэтр" делал артистам изысканные замечания, деликатно извинялся, снова поправлял, снова извинялся и говорил, поглаживая пальцем ямочку на подбородке: "А не лучше ли, любезная, так?"

Скомпского нельзя было назвать деспотом, любителем поиздеваться над артистами, вынужденными из-за боязни потерять работу терпеть его режиссерскую ограниченность и дурной вкус. Просто он навсегда остался провинциальным актером. И подняться выше этого уровня ему было не дано.

Оставшееся время уходило на глажение костюмов и грим. После концерта еще полтора часа собирались, все упаковывали, грузили ящики, курили. Потом полтора часа в холодном автобусе тряслись к "базе". Аня всегда ощущала особую приподнятость после концерта и не замечала неудобств кочевой жизни. В гостиницу приезжали заполночь, когда буфет и ресторан давно были закрыты...

xxx

Ох уж этот Синдбад-мореход, неутомимый и неунывающий путешественник! В какие только части света не заносила его судьба, каких только чудовищ он не встречал! Роль эту в представлении артистов Вроцлавской эстрады "доверил" себе Скомпский. Он говорил об этой роли так значительно и пространно, что могло создаться впечатление, будто речь идет по крайней мере о шекспировском герое.