Александр Жигарев - Анна Герман

- Я не могу вам сейчас дать ответ: должна посоветоваться в Варшаве. Кроме того, у меня есть муж, и мы с ним никогда на такой долгий срок не разлучались.

По возвращении Анна рассказала об этом предложении Збышеку, он нашел его вполне приемлемым: какое-то время он бы тоже смог побыть с ней в Англии.

Анна позвонила Смайлзу, но оказалось, что тот тяжело заболел - обширный инфаркт на сороковом году жизни - и, как сообщил его секретарь, надолго вышел из игры...

И вот к Анне пришел импресарио от Юлиана Кшивки - хоть и пожилой (за шестьдесят), но энергичный человек, знающий все ходы и выходы эстрадного мира и весьма в этом мире уважаемый - пан Анджей. Он быстро нашел музыкантов, в основном студентов музыкальных училищ, нуждающихся в деньгах, веселых и трудолюбивых ребят, с которыми и Анне оказалось легко и весело. Они выступали в основном в Варшаве и близлежащих городах, поскольку учеба в училище не позволяла музыкантам длительные разъезды. Если раньше Анна томилась от вынужденного безделья, то теперь ее график был заполнен до отказа. Это ее очень радовало. Огорчало только отсутствие в репертуаре новых польских песен. Вернее, они были, но в основном принадлежали самой Анне и, естественно, с точки зрения художественной выразительности далеко не всегда ее удовлетворяли. Но что поделаешь? Катажина Герт-нер теперь сотрудничала с Марылей Родович. Северин Краевский тоже писал для Марыли и для своего ансамбля "Червоны гитары".

Пришлось включить в репертуар новые песни молодых авторов, в основном самодеятельных композиторов. которые поначалу нравились Анне, но после двух-трех исполнений она в этих песнях разочаровывалась. Было видно, что и слушателей они мало волнуют. Зато из Советского Союза приходили радостные известия: "Надежда" становится действительно любимой песней, ее называют явлением в музыкальной жизни 70-х годов. Об этом она узнала из писем Качалиной, а также из многочисленных писем ее поклонников в СССР. В некоторых было по нескольку строк: "Спасибо за "Надежду". Ждем вас в Ленинграде"; "Когда слушаю "Надежду", радуюсь и плачу. В. Кирсанова, Севастополь"; "Слушаю "Надежду" по радио, и как будто силы прибавляются. Хочется жить и работать лучше. Ю. Смирнитский, Донецк".

Качалина сообщала, что получила написанные специально для Анны песни композиторов Марка Фрадкина, Яна Френкеля, Арно Бабаджаняна, Евгения Птичкина, что хочет записать в ее исполнении русские романсы. И вообще не мешало бы приехать специально на "Мелодию" для записи пластинки. Легко сказать, приехать! А как это сделать? У "Мелодии" ведь нет фондов для вызова артиста из-за границы. Записи делаются только во время гастролей.

Но даже если бы Анна наскребла денег и поехала в Москву за собственный счет, очень сложно было бы "влезть" в график советского коллектива, в сопровождении которого можно эту запись осуществить. И эстрадный оркестр Гостелерадио СССР под управлением Ю. Силантьева, и ансамбль "Мелодия" под управлением Г. Гараняна имеют свои собственные графики - очень плотные и насыщенные. Конечно, можно записать отдельно оркестровые фонограммы и приехать только на наложение. Но с этим Анна не согласилась: она должна слышать оркестр, петь вместе с ним, а иначе, по ее глубокому убеждению, песня получается значительно хуже, чем могла бы быть. Переубедить ее было невозможно.

Между тем началась подготовка к важному событию - Дням культуры Польши в Москве, посвященным 30-летию образования ПНР. Шел январь 1974 года, а Дни культуры планировались на конец апреля. По замыслу сценаристов и режиссеров открытие празднеств в Кремлевском Дворце съездов должно было стать ярким, красочным спектаклем с участием лучших артистов и коллективов Польши. Но, к удивлению Анны, весь концерт, в том числе и ее выступление, пойдут под фонограмму...

Петь под фонограмму не буду, - решительно сказала Анна режиссеру.

- Это почему? - удивился он.

- Потому что я вообще не пою под фонограммы.

- Но в данном случае придется, - быстро отреагировал он. - Все будут петь под фонограммы, в том числе и оперные певцы. Так что для вас мы делать исключения не собираемся.

- Тогда я не поеду в Москву! - решительно заявила Анна.

Через несколько дней начались звонки из Министерства культуры. Ее уговаривали, объясняли, призывали к благоразумию.

- Поймите, что из-за одного вашего номера, из-за одной песни не может ехать в Москву целый ансамбль! К тому же в связи с тем, что будет пущена фонограмма и действие развернется очень быстро, у нас нет возможности разместить на сцене музыкальный коллектив.

- Не надо оркестра! - ответила Анна. - Я согласна петь и под рояль.

- Под рояль?! - изумились на том конце провода. - Да это безумие! По сравнению с тщательно отработанной фонограммой, учитывая последние достижения в этой области... Это значит заранее обречь себя на неудачу!

- Я согласна рискнуть, - ответила она.

В Москве стояла ранняя весна. Солнце согревало землю. На бульварах пробивались маленькие зеленые ростки. Ощущение весенней свежести бодрило и волновало, придавало сил.

...Хотя Анне не раз приходилось участвовать в больших сборных концертах, она не помнила такого обилия звезд в одном представлении. Станислав Микульский, недавно сыгравший главную роль в популярнейшей картине "Ставка больше, чем жизнь"; Бернард Ладыш - выдающийся оперный певец; Анджей Хиольский - его коллега по варшавскому Большому театру; Эва Демарчик - очень своеобразная темпераментная певица; Здислава Сосницкая, находящаяся на вершине своей славы; Марыля Родович - эстрадная звезда первой величины; ансамбль "Скальды", широко известный и любимый в Союзе; детский коллектив "Гавенда", в репертуаре которого задорные и веселые песни о Варшаве; ансамбль народной песни "Мазовше" имени его основателя Тадеуша Сигетинского; Ежи Поломский.

В фонограмме все было рассчитано с математической точностью: и проход артистов, и каждый номер, и даже время на аплодисменты. Зрители, сидящие в зале, возможно, и не догадывались, что идет фонограмма, увлеченные концертом - ярким, нарядным представлением, включавшим в себя и кадры документальной кинохроники и специальные съемки. Со сцены шел поэтический музыкальный рассказ об истории Польши, о польско-советском братстве по оружию, закаленном в годы войны, об интернациональной солидарности людей труда, о борьбе за мир.

Выход Анны был где-то в середине представления. Она вышла на сцену в сопровождении аккомпаниатора и запела "Песню" на стихи Риммы Казаковой. И эта скорбная, мужественная песня прозвучала здесь, в Кремлевском Дворце, как-то по-особенному сердечно и торжественно. И грусть, и теплые нотки, и радостный, светлый оптимизм - что все мы теперь можем жить и трудиться под мирным небом и этим высшим счастьем мы обязаны тем, кто не вернулся с поля боя, - и трогательное, нежное исполнение песни - все это заставило зрителей, когда замолк последний аккорд, на несколько секунд застыть, чтобы потом обрушиться восторженными аплодисментами.