Валерий Шамбаров - «Пятая колонна» Советского Союза

Да ведь и Сталин не мог обнародовать открывшуюся ему информацию! И не мог, и не хотел! Признать, что большевиков привели к власти зарубежные правительства, банкиры и спецслужбы, означало нанести сокрушительный удар по партии, по советской власти, по самому себе… Это было чревато разбродом в умах и новыми смутами. Впрочем, Сталин, наверняка, не сомневался, что коммунистическая власть является справедливой и прогрессивной по сравнению с царской. Верил, что революция, кто бы за ней не стоял, все равно пошла стране на благо. Поэтому информацию он «похоронил».

Однако сам генеральный секретарь уже представлял, каким образом расшатывали и рушили Россию в годы Первой мировой, до какой степени она была пропитана иностранной агентурой, всевозможными заговорщиками. Для него эти данные были доступны, документы русской контрразведки до сих пор сохранились в архивах ФСБ. А надвигалась новая война. Сталин отдавал себе отчет, что прежний сценарий грозит повториться. В партийных, советских, хозяйственных структурах было немало тех, кто взращивался под крылышком «оборотней». Осталась несломленной и система «удельных княжеств», где бесконтрольно властвовали местные начальники, притесняя простых людей и вызывая недовольство — что опять могло привести к «революционной ситуации». Вот эти факторы как раз и побудили Сталина взяться за капитальную чистку. В этом и состояла разгадка массовых репрессий, которые развернулись со второй половины 1937 г. Они обрушились в основном на руководящих работников разных уровней.

Нет, оправдывать эту кампанию я, конечно же, не берусь и не собираюсь. Против врагов народа был направлен тот же самый карательный аппарат, который создавался ими против русского народа. В мясорубку попал Ягода, но остались другие. Ежов, заменивший его, не был связан с «пятыми колоннами».

Он был всего лишь бездушным и слишком ретивым исполнителем указаний. Но в делах НКВД он не разбирался, их перехватили Фриновский и прочие подручные того же Ягоды. А в результате террор покатился нарастающей лавиной, захватывая не только действительных врагов, но и множество невиновных.

Кто-то из работников НКВД принялся выслуживаться, чтобы загладить прошлые грехи. Кто-то снова пользовался случаем для сведения личных счетов, доносов, сту-качества. Но была ли кампания террора хаотичной? Или снова, как с голодомором, существовали режиссеры, которые направляли и корректировали ее? Ведь, по идее, репрессии нацеливались на искоренение изменников. Перед войной это выглядело здраво и разумно. Но получилось так, что репрессии по своему масштабу фактически подорвали готовность к войне!

Под гребенку попали военачальники и офицеры, не имевшие отношения ни к каким заговорам. Оказалась парализованной военная промышленность, арестовывали лучших конструкторов, руководителей предприятий. Была полностью разгромлена советская разведка. Уничтожили 40 одних только резидентов в разных странах, не считая рядовых агентов, связных. Разветвленная и великолепно отлаженная сеть советских спецслужб за рубежом практически перестала существовать… Было ли это одним из случайных «перегибов»? Вот уж вряд ли. Скорее походило на умелую диверсию. И пожалуй, не Сталин был заинтересован в том, чтобы накануне войны остаться без «глаз и ушей» за границей.

Выискивали «пятую колонну» — но при этом опять отправляли на расстрелы православных священников. Террор прокатился и по мусульманскому духовенству, были репрессированы почти все муллы Урала и Сибири. Очередной раз попали под удар и другие категории людей, которые традиционно относились в советском государстве к «группам риска». По деревням хватали «кулаков», по городам — бывших офицеров и дворян, шерстили интеллигенцию за неосторожные высказывания, арестовывали просто честных людей, насоливших начальству или чем-то мешавших…

В данном плане показательным может быть пример с М.А. Шолоховым. В конце 1936 — начале 1937 гг. были арестованы руководители Вешенского района Логовой, Красюков и Логачев. Писатель хотел заступиться за них, но на прием к Сталину попасть не смог. Тогда он пошел на беспрецедентную в советское время форму протеста, отказался ехать на Международный антифашистский конгресс писателей в Испанию. Этого не заметить не могли, он был вызван в Москву, после беседы со Сталиным его подзащитных освободили и восстановили в партии. Узнав, что их избивали, Шолохов написал генеральному секретарю о методах следствия. Была создана комиссия во главе с тем же Шкирятовым, который в 1933 г. «проверял» сигналы писателя об организации голода. Но эта комиссия опять спустила дело на тормозах, злоупотреблений не подтвердила, свела дело к «отдельным ошибкам», никто не был привлечен к ответственности. После чего «органы» состряпали дело на самого Шолохова.

Хотя у него и в НКВД нашлись почитатели, предупредили. Он тайком сбежал в Москву, прятался на квартире Фадеева, пока не сумел через Поскребышева передать Сталину записку: «Приехал к Вам с большой надеждой. Примите меня на несколько минут. Очень прошу». 23 и 31 октября 1938 г. состоялись две его встречи с генеральным секретарем, и только тогда писателя оставили в покое. Как видим, многое происходило без ведома Сталина. А ведь далеко не каждый, подобно Шолохову, мог обратиться к нему…

Конец разгулявшейся вакханалии, как и в прошлых погромных кампаниях, положил Сталин. 22 августа 1938 г. первым заместителем Ежова был назначен Берия, которому Иосиф Виссарионович доверял лично. 15 ноября было запрещено рассмотрение дела «тройками». 17 ноября 1938 г. вышло постановление Совнаркома и ЦК «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». Указывалось, что «массовые операции по разгрому и выкорчевыванию вражеских элементов, проведенные… при упрощенной процедуре следствия и суда, не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений… Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительской работы и так вошли во вкус упрощенного порядка следствия, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых «лимитов» на массовые аресты…».

Постановление запрещало масштабные операции по арестам и депортациям, предписывалось проводить их строго в соответствии с Конституцией, по решению суда или с санкции прокурора. 27 ноября Ежов был снят со своего поста, а 1 февраля 1939 г. генеральный прокурор Вышинский доложил Сталину о разоблачении чекистов, которые «встали на путь подлога и фабрикации фиктивных дел». Многие дела пересматривались, в 1939 г. было освобождено более 327 тыс. заключенных. А в тюрьмы и под расстрелы пошли те, кто был виноват в чрезмерном раздувании репрессий: Ежов, Фриновский, Блюхер, Посты-шев, Косиор и т. д.