Александр Хинштейн - Кризис

(Лишь во второй половине XIX века золото окончательно вытеснило серебро, и большинство развитых стран приняло систему одного золотого стандарта.)

Дай бог читателю совершить открытие, которое проживет две с половиной тысячи лет!

Изобретение гениального (без дураков!) экономиста Креза мгновенно стало использоваться во всем тогдашнем мире. Греки завидовали изобретению и приписывали его «своему» человеку, царю Федону. Греки вообще терпеть не могли, если иноземец что-то изобретал вперед них. Их послушать, так и огонь, и алфавит, и книги придумали именно они. В наше время столь же нахально ведут себя разве что американцы.

Вот и царь Федон лишь использовал изобретение Креза. Новое он привнес только одно: его монеты стали называться драхмы. Это название пережило века и сохранялось в Греции вплоть до введения евро.

Политика экономического изоляционизма — не выдумка наших современников. Ее пытались проповедовать и тысячи лет назад. Ярчайший пример — Спарта. Романтическая, героическая, окруженная ореолом мужества, простоты быта и силы духа, она в экономическом смысле являла собой также пример «жесткой монетарной политики», «опоры на собственные силы» и идеологического шовинизма. «Спарта — для спартанцев!» могло бы быть девизом всех правящих в Спарте политических партий (хотя в Спарте партии запрещались).

В VIII веке до н. э. племя спартанцев, в котором насчитывалось от силы тысяч восемь взрослых мужчин, захватило маленькую страну на самом юге Греции — Лаконику.

Победители превратили побежденных в рабов, илотов, и начали думать: как же им организовать жизнь в этой новой земле? Страна — крохотная, нищая, вокруг могучие соседи, да и илоты могут взбунтоваться… Спартанцы, эти восемь тысяч взрослых мужчин, сходились под дубом на площади-агоре, обсуждали важную проблему. Самым лучшим планом из всех был признан план Ликурга.

По «законам Ликурга» спартанец не должен был вообще вести собственного хозяйства. Питаться спартанцы обязаны были вместе и притом — самой простой пищей, дабы нравы их не размягчались. У спартанцев изначально даже не было денег, чтобы не возникало никаких соблазнов. Носить спартанцу полагалось только самую примитивную одежду; и вообще, чем меньше одежды — тем лучше, благо погода позволяет [8] К этому стоит добавить, что учиться грамоте (и вообще чему бы то ни было) в Спарте было нельзя. Даже музыке — нельзя. Чтобы маршировать под гимны, пришлось выписать из Афин поэта и певца Параксимена. Этот поэт написал несколько простеньких гимнов, по сравнению с которыми «Интернационал», или «Хорст Вессель» — это уже вершина музыкального искусства. .

Ликург очень боялся, что рыночная экономика уничтожит простоту нравов и сделает спартанцев экономически неравными. Конечно, им приходилось торговать с другими народами, но внутри страны они упорно пытались избежать ужасов рынка.

Ян Рокотов, Владислав Файбышенко и Дмитрий Яковлев — самые знаменитые советские валютчики. В 1961 году всех их по настоянию Хрущева приговорили к расстрелу, для чего специально задним числом даже изменили законодательство. Печально известная 88-я статья УК РСФСР предусматривала отныне смертную казнь за незаконные валютные операции

Для этого спартанцы перевернули платежную систему вверх дном; золото с серебром обесценили, а главной валютой приказали считать железо — за фунт его давали 1200 (!) фунтов серебра. Теперь, даже если иностранец или возвратившийся из дальних странствий спартанец и привозил с собой золото с серебром, цена ему была — пара гвоздей. За собирание же золота внутри самой Спарты полагалась смертная казнь — почти как в СССР, где валютчиков тоже ставили к стенке.

Так железной рукой в Спарте была установлена справедливость. Даже самый богатый иноземец, приезжая сюда, оказывался беднее большинства спартанцев.

Вдобавок для полного спокойствия спартанцы завели «монеты» громадных размеров: слитки в 200–300 килограммов. Такую «монету» не украдешь, на рынок с ней не пойдешь.

Спартанские «деньги» невозможно было спрятать или накопить, превращать в сокровища или менять на иностранную валюту. Соответственно, крупные сделки могли быть только публичными, поскольку деньги приходилось бы возить подводами. А в этом случае пришлось бы объяснять, откуда они взялись. Такими деньгами невозможно было брать взятки. Теряли смысл воровство и грабеж — много денег невозможно ни сохранить, ни унести. «Прозрачность» финансовой системы и ее обособленность избавили Спарту от коррупции и мздоимства… Но лишь — внутри страны.

Стоило только спартанцам выбраться за границу, как они мгновенно преображались и начинали соревноваться в праздности и сибаритстве.

Беотийский стратег Эпаминонд говаривал, что любое спартанское посольство надо сначала споить и задарить. А потом уже вести с ними переговоры.

Спартанские послы не могли ничего забрать с собой в Спарту: за попытку ввести в страну золото или серебро их ждала смертная казнь. Внутри Спарты они не могли на свои железные деньги купить ни богатых одежд, ни украшений, ни вкусной еды. Вот и «оттягивались» на чужбине.

Еще одна прямая аналогия с эпохой страны Советов. В СССР властвовала суровая ханжеская мораль и дисциплина. За границей же был стриптиз, рестораны и нейлоновые плащи. И «вырвавшись» в зарубежную командировку, наши люди изо всех сил старались приобщиться к этому раю, компенсируя свой вынужденный аскетизм.

Солдаты оккупационной армии Спарты вели себя еще хуже солдат вермахта или махновцев — и по той же причине. Захватив соседей-греков, они закатывали такие пиры и пьянки, что окружающие впадали в оцепенение. Что не удивительно: ведь их поведение внутри Спарты обусловливалось не воспитанием или сознательностью, а страхом репрессий и полным отсутствием соблазнов.

Через триста лет после принятия законов Ликурга появилась еще одна причина обособиться от всего мира… Заклятые враги Спарты, афиняне, начали разрабатывать серебряные рудники. Афинские драхмы стали своего рода «мировыми деньгами». Быть в «драхмо-вой зоне» считалось выгодным, но означало зависимость от Афин.

Спарта отгораживалась от тогдашнего «глобализма» точно так же, как отгораживаются от современной долларизации Северная Корея и Куба. А неподъемные железные «монеты» спартанцев играли такую же роль, как неконвертируемый советский рубль.

Строители громадной империи, персы нуждались в унификации денег. Римляне, создатели империи еще большей и более цивилизованной, куда сильнее нуждались в хорошей финансовой системе [9] Самим словом «монета» мы, кстати, обязаны Риму. Оно образовано от латинского «Moneta» — «советчица». Так римляне называли богиню Юнону. Первый монетный двор был устроен возле храма Юноны Монеты, и вся продукция этого двора получила соответствующее название. .