Дмитрий Быков - Карманный оракул (сборник)

Ой ли. Нет у меня в этом ни малейшей уверенности. И по-настоящему заботит меня вот что. Христианство выдержало инквизицию – ибо было тогда сравнительно молодо – и пережило огосударствление, ибо наряду с государственниками были у него и подлинные адепты. Пережило оно и Победоносцева, и Ленина, и сталинское решение вернуть патриаршество.

Но вынесет ли оно Константина Малофеева – честно сказать, не знаю.

Этот вопрос остается открытым и по сей день, но количество россиян, которые бы всерьез читали Библию и задумывались над ней, кажется, сейчас еще меньше, чем при советской власти. Относительно будущего официального российского православия ничего сказать нельзя, но, кажется, наиболее оголтелые его представители надоели уже и начальству – карьера о. Всеволода Чаплина тому подтверждение.

Крым снова стал самой обсуждаемой в обществе темой: вернет ли его Навальный? И если не вернет, то правильно ли сделает? А Ходорковский решил вернуть или придержать? Все эти дискуссии могли бы показаться смешными или трогательными – ведь никакого шанса возглавить Россию, а стало быть, решать крымский вопрос ни у Навального, ни у Ходорковского пока нет; но, по сути-то, сейчас надлежит спорить именно об этом. Что делать после Путина? Потому что с Путиным и при Путине делать что-либо бессмысленно, он себя показал давно и вопросы снял окончательно. А вот как поступать потом?

Консенсуса нет и не предвидится. Украинские читатели – в том числе политологи вроде Виталия Портникова – осуждают ААН и МБХ за рудименты имперского мировоззрения. Большинству украинцев вообще непонятно, как можно не отдать Крым немедленно, в первую послепутинскую минуту. Они это так себе и представляют: «Смена власти, о которой так долго говорили хомяки, совершилась. Крым не наш». Я понимаю, что по украинскому законодательству сам референдум об отделении Крыма противозаконен, а все, что было после, – аннексия. Но, не говоря уж о том, что у крымского населения может быть по этому поводу свое мнение, которое хорошо бы выяснить объективно, для Навального сегодня заявление «Я немедленно верну Крым!» было бы самоубийственно по трем причинам. Во-первых, никто не знает, в каком мире и какой Европе окажемся мы все к моменту смещения / ухода / отставки Путина и какой именно Украине предстоит возвращать Крым: может, это будет процветающая европейская страна, а может – дикое поле. Во-вторых, Навальный пребывает под домашним арестом, и ему приходится быть крайне осторожным в формулировках. В-третьих, российское общественное мнение хоть и начало терять истерическую монолитность, Навальному приходится ориентироваться и на тех, для кого присоединение Крыма стало единственным важным событием всей путинской эпохи. Эти люди – зачастую неглупые, интеллигентные и даже либеральные – утрачивают все свои добродетели при звуках магического слова «геополитика». Это потенциальный электорат, который еще предстоит раззомбировать, – и ссориться с ним сейчас крайне недальновидно. Тем более что и Навальный пока не президент, и Крым пока наш. Не по закону, а по факту.

Истина же состоит в том, что к моменту смены власти в России вопрос о Крыме вообще не будет стоять в нынешней формулировке. Это дал понять в своих ответах Ходорковский, но его, кажется, не услышали. В новой Европе не будет границ в сегодняшнем понимании. Какой бы железной стеной ни отгораживалась Россия от Европы, этот процесс затронет и ее – особенно тогда, когда главным понятием в российской идеологии перестанет быть суверенитет. Крым, как справедливо предсказывал Глеб Павловский, может не окончательно разделить, а скорее соединить Россию с Украиной, поскольку есть множество вариантов совместного управления, двойного гражданства, нейтральной территории, и очень может быть, что свободная Россия со свободной Украиной легко договорятся о любом новом решении крымского вопроса. Кроме того, мы не знаем, какую Россию оставит Путин своему преемнику: будет ли это процветающая авторитарная империя (держи карман шире, как говорится), федеративное государство с разобщенными территориями или уже упомянутое дикое поле, посреди которого торчат семь городов-миллионников.

А вот какая действительно актуальная проблема будет стоять тогда перед Россией, в каком бы виде она ни досталась наследнику Путина, – это умение договариваться и жертвовать личными политическими выгодами ради общего будущего. И тогда и сейчас вполне самоубийственно выискивать грехи у соседа, соломинки в чужом глазу; бессмысленно и не слишком этично обсуждать политические программы людей, один из которых пребывает под домашним арестом, а другой в изгнании. Глупо – да, по-моему, и подло – кричать в блогах: вот, мы требовали освобождения Ходорковского, мы митинговали за Навального, а они, они! Они сегодня говорят и делают то, что могут. Ничего, что противоречило бы их прежним позициям, не говорят. Нам нужно отказаться от ярлыков типа «имперцы», «путинские ставленники», «предатели» – особенно от последнего, поскольку легкость манипулирования этим термином нам вполне доказали Путин и его приспешники. Нам надо учиться разговаривать ровно, доказательно, без эмоций, не позволяя сталкивать своих сторонников лбами; не впадать в разочарование после первых неудач и проблем – поскольку проблем после Путина будет действительно много. Исторический опыт показывает, что общество всегда оттаптывается не на тиране (тирана оно боится), а на его наследнике: на Борисе Годунове, на Хрущеве… Тут-то оно дает выход всей своей мстительности и не останавливается ни перед какой подлостью: грозный повелитель нас топтал, делал, что хотел, но теперь-то уж мы себя покажем!.. Автократ еще у власти и делает буквально все, что хочет, – остановить его некому; ему прощают все – чтобы тем вернее свалить на него всю ответственность. А наследников ненавидят уже сейчас – в том числе за собственное рабство, собственное бесправие и трусость. Кто бы ни пришел после Путина – этому человеку не будут прощать ничего.

Этому человеку будет исключительно трудно, поскольку он должен будет удержаться от мстительности, не тешить толпу люстрациями и расправами с бывшими бонзами; не опускаться до личной мести, не держаться за рейтинг. На рейтинг оглядывается только тот, у кого нет мировоззрения; остальные следят за постановкой и выполнением задач. Труднее всего будет понять, что прежняя парадигма закончилась, что дискуссии о Сталине или суверенитете надо не выигрывать, а просто забыть; что готовиться к прошлой войне уже хватит, потому что еще одного цикла Россия не выдержит, а работы перед ней, если она хочет выжить, непочатый край.