Газета Завтра - Газета Завтра 3 (1207 2017)

Таким образом, в руках ФСБ, а также Русской Православной Церкви оказались обломки трёх ракет. Их тщательно изучили, сфотографировали, разгадали иноземные секреты. Обломки решили разослать по церковно-приходским школам, чтобы дети могли убедиться в существовании масонских кругов, ненавидящих Россию и Православную Церковь.

Понимая, что его постигла неудача, Александр Глебович Невзороф задумал использовать другие средства. Он решил забросить писателя Виктора Шендеровича в конференц-зал, где в то время проходил Всемирный русский собор, полагая, что Виктор Шендерович станет источником эпидемии, и все иерархии Православной Церкви тут же погибнут от неизвестной болезни. Однако Виктора Шендеровича столько раз забрасывали, что он утратил свою тлетворную силу. И когда он был заброшен в конференц-зал, где заседали иерархи, лишь некоторые из них стали чихать, прикрывая бороды носовыми платками. А Виктора Шендеровича из конференц-зала снесли на задний двор, где он лежал на ветру и быстро утратил свою токсичность.

Тогда Невзороф решил послать в русские монастыри Юлию Латынину, которая должна была рассказать монахам о связи Центробанка с духами преисподней и искусить русское духовенство, раздав всем монахам пластиковые карточки, на которых тайными чернилами начертано число зверя. Однако среди монахов был старец с Афона, который разгадал злой замысел, запретил братии принимать пластиковые карточки, а когда Юлия Латынина пришла в монастырь, то игумен, только что отринувший по наущению патриарха свой дорогой, усыпанный алмазами посох, отдубасил Юлию суковатой лесной палкой, которую использовал теперь в качестве жезла.

И здесь Александра Глебовича Невзорофа постигла неудача, и он решил зайти с другой стороны: подобраться к монастырям через китайский Великий шёлковый путь, откуда его никто не ждал. Он сшил себе китайский шёлковый халат и под музыку пекинской оперы вступил на Шёлковый путь. Первое, что он увидел, — это сидевшие на обочине нарядные люди в шелках, окружённые бамбуковыми зарослями, читающие вслух стихи Ван Вэя.

— Кто эти люди? — спросил Невзороф у проходящего путника.

— Это китайские мандарины, — был ответ.

— Давно я не ел мандаринов! — воскликнул Невзоров и кинулся сдирать с сидящих людей шкурки, отламывать от них дольки и вкушать сладостную мякоть плодов.

Шагая по Шёлковому пути, он увидел терракотовую армию. Тысячи воинов, вооружённые мечами и копьями, стояли в строю, облачённые в доспехи и шлемы. У всех были строгие, длинные лица, и все они шли на выборы голосовать за партию "Яблоко". Однако, дойдя до избирательного участка, не нашли искомой урны и вынуждены были вернуться ни с чем в эпоху династии Цин.

А в это время Александр Глебович Невзороф подвергся нападению драконов. Они вились над его головой, сверкали чешуёй, хлопали перепончатыми крыльями. Это были представители экономического блока в правительстве. Драконами были Улюкаев, Силуанов, Набиулина, глава Сбербанка Герман Греф, Дворкович, Шувалов, здесь были профессора Высшей школы экономики, представители других финансовых институтов. Они налетели на Невзорофа, но не желали ему зла. Это были добрые, светлые драконы — драконы света. Они вились вокруг Невзорофа, некоторые садились ему на голову, иные справляли малую нужду. И все они наущали Невзорова, как достичь русских монастырей и нанести им непоправимый вред.

Они вывели его с Великого шёлкового пути на автотрассу "Дон". Невзорофу казалось, что удобная трасса прямым путём приведёт его к желанной цели. Но дорогу ему преградили дальнобойщики. Инок Всеволод Чаплин подсказал дальнобойщикам, что Александр Глебович Невзороф является хозяином системы "Платон", от которой дальнобойщики страдали. Дальнобойщики схватили Александра Глебовича Невзорофа и решили его колесовать. Они сняли колесо с одной из фур, поместили внутрь баллона Александра Глебовича Невзорофа и поставили колесо на место. Фура покатилась по дороге, но не по трассе, а по просёлку. Александр Глебович Невзороф, находясь внутри колеса, очень страдал от колдобин и ухабов. А когда колесо начинало спускать, к нему подключали компрессор и подкачивали воздух, от чего у Александра Глебовича Невзорофа глаза выкатывались на лоб.

В таком виде уже в Москве Александра Глебовича извлекли из баллона, и он предстал перед Синодом. Синод показал Невзорофу все его прегрешения от малых лет, когда он живьём съел божью коровку, зловредных юношеских увлечений, когда он потрошил живых хомячков, вплоть до зрелых лет, когда он, пользуясь слабостями доброй женщины Марины Королёвой, вошёл в безнравственную связь с её левым ухом, многократно пугал доверчивую женщину и, злоупотребляя её добротой, нанёс немалый вред отечеству. Синод приговорил Александра Глебовича Невзорофа к постригу и к ссылке в северный сибирский монастырь, где было много мошки. Невзороф взмолился не посылать его на север, где много мошки, ибо в детстве его укусила вошка, и с тех пор он очень боялся мошки. Синод вошёл в его положение, но, борясь в Александре Глебовиче Невзорофе не с ним самим, а с его грехами, принудил его изменить пол. Операцию по изменению пола решили поручить Юрию Кобаладзе, который в этом деле был большим умельцем. Операция прошла успешно, и в клинике Юрия Кобаладзе появилась новая пациентка Александра Глебовна. Позднее она приняла постриг и жила в одной из отдалённых северных обителей под именем монахини Лепрозории.

Родное лицо

Сергей Небольсин

19 января 2017 0

сороковины Михаила Лобанова

Много раз и подолгу вглядываюсь в облик Михаила Петровича Лобанова — в тот, что на юношеском снимке военного времени. Вы видели его книгу "В сражении и любви"? Юноша, совсем юноша, уже больно поражённый войной — даже поражённый на всю жизнь.

У него была тяжкая боль ранения, но его страдание неотделимо и от ран России нашего времени. Чистота смертной муки.

"Выйдешь ли в поле куда,

Глянешь ли на воду синюю —

Мягкую русскую линию

В милом отыщешь всегда.

Скрипнет ли ночью крыльцо,

Сердцу ли вдруг захолонется —

Всё что-то милое вспомнится:..

Где ты, родное лицо?"

В его лице была и русская чистота — доброта, и русская мука — та, которую я многие годы в нём разгадывал, потому что он сам не исповедовался именно в ней, в личной; а что душа болела за наш народ, так об этом — всё, что им написано.

Однажды — уж не лет двадцать ли назад — я сидел рядом с ним в Союзе писателей России на Комсомольском проспекте. Он тогда последние дни проводил с другом, которому предстояло уехать в Америку — и, кажется, навсегда — к семье. И мы вместе пели из Фатьянова — "Горит свечи огарочек", про исстрадавшихся за войну в одиночестве русских девчат: