Александр Скобов - Агония

Таким образом, за проектом Яровой стоит целая концепция, перекликающаяся, кстати, с нацистским понятиями об извечной борьбе народов и их «жизненной силе». Это концепция тоталитарного государства, обосновывающая его право и обязанность формировать общественное сознание путем табуирования какихто исторических тем и введения единственно допустимой идеологии. Идеология эта сводится к тому, что твое государство и его «институты» никогда не совершали ничего предосудительного. А если и совершали, то это всегда чем-то оправдано. Обстоятельствами, исторической необходимостью, высшей справедливостью, благой целью. Чертом в ступе, но оправдано. Поэтому в любом случае твое государство всегда и во всем право. И сомнение в этом — предательство и преступление. Вот тогда и будет вам «жизненная сила».

Существенно и то, что авторы проекта предлагают табуировать не только идеологические оценки, но и любую критику определенных решений, принятых «институтами» (в данном случае — Нюрнбергским трибуналом). Это проявление еще одной общей тенденции — стремления запретить критику органов власти и их действий. Вот отказали власти Москвы в согласовании митинга в защиту арестованного дагестанского феодала на том основании, что его организаторы ставят под сомнение правомерность решений следственных и судебных органов. А поскольку по Конституции именно эти органы правомочны принимать решения по уголовным делам, выражение сомнения в правомерности их решений антиконституционно. И ведь рассчитали все очень точно. Понятно, что желающих вступаться за явно несимпатичного персонажа найдется немного и особого шума не будет. Только не удивляйтесь потом, когда вам на тех же основаниях запретят митинг в защиту «болотников» или Ходорковского. Не удивляйтесь и тому, что в Ульяновске уже блокируют доступ к интернет-ресурсам за «подрыв авторитета органов власти».

То, что Кремль завернул законопроект, когда он вносился первый раз, совсем не означает, что Кремль завернет его и сейчас. Ситуация сильно изменилась. Активность и влияние фашистско-хунвэйбиновского крыла «партии власти» значительно возросла, а позиции Путина ослабли. Кроме этой группы оголтелых ему почти не на кого опереться, и он зависит от них все больше. Не стоит надеяться и на то, что после принятия этого закона Кремль будет удерживать его применение на точечном уровне. Не получится.

В российском обществе еще много тех, кто мечтает побольше чего запретить и побольше кого посадить. В частности, запретить любые разговоры о том, что СССР помог Гитлеру развязать Вторую мировую войну и на первом ее этапе фактически участвовал в ней на его стороне. О том, что война против Финляндии была агрессией, присоединение государств Балтии было аннексией, а советские солдаты там были оккупантами. О том, что граждане этих стран имели право им сопротивляться. О грубейших просчетах советского командования, его чудовищной неэффективности и наплевательском отношении к жизням своих солдат, о бессмысленных жертвах. О том, что советская армия тоже совершала военные преступления и то, что их было гораздо меньше, чем у гитлеровцев, не делает эти преступления менее отвратительными. Что бойцы советских подразделений, уничтоживших чеченское село Хайбах, такие же мерзавцы и военные преступники, как и эсэсовцы, уничтожившие чешское село Лидице (и этот факт не отменяется тем, что в другом месте и в другое время те же самые люди могли оказаться геройскими защитниками родины). Наконец, о том, что освободившая страны Восточной Европы от фашизма советская армия принесла им новое порабощение, навязав силой власть идеологически близкого к СССР меньшинства со всеми прелестями тоталитаризма: цензурой, репрессиями и т.д. Власть, от которой народы этих стран избавились при первой возможности.

Именно ради этого придуман проект Яровой. И его сторонники вряд ли откажутся от своих намерений, как бы ни пытались почтенные сенаторы убрать из проекта наиболее одиозные моменты, сделать текст более благообразным, внешне приблизить его к европейским «антинацистским законам». Мучимые зудом запретительства, державно озабоченные граждане просто не дадут властям удержать процесс в сколь-нибудь умеренных рамках. Они будут инициировать все новые запреты и суды. И встретят понимание и сочувствие у значительной части кадров репрессивной машины, ментально близкой именно к ним, а не демократической общественности.

Фактически внутри общества будет развязана очередная война. В ней будут свои жертвы, осужденные за распространение нового самиздата. Только вот серьезно затруднить доступ к нежелательной информации властям в наш информационный век вряд ли удастся. Режим, правда, может рассчитывать на получение с этой войны несколько иного «навара»: она может вызвать еще один раскол в оппозиции. Заметную ее часть составляют «патриоты-государственники», которые, мягко говоря, не вполне разделяют многие исторические оценки либералов-западников.

И они не без оснований могут припомнить и использование некоторыми либеральными журналистами 282-й статьи против своих оппонентов, и предложения некоторых именитых демократов ввести уголовную статью за отрицание или оправдание преступлений сталинизма.

Что ж, это будет хороший тест на приверженность демократическим принципам независимо от идеологии, на способность к солидарности и взаимопомощи, которая, между прочим, была у советских диссидентов, несмотря на все различия во взглядах. Общество, неспособное к солидарности и взаимопомощи, обречено жить под диктатурой.

28 июня 2013 г.

1. О праве и обязанности журналистов и историков ставить самые болезненные вопросы о нашей жизни и нашей истории максимально коротко и максимально ясно сказал Алексей Венедиктов.

2. Те, кто заявляет, что сама постановка вопроса о возможности сдачи Ленинграда морально недопустима — либо провокаторы, стравливающие людей на ровном месте, либо жертвы манипуляций со стороны этих провокаторов. Сомнение в правильности принятого тогда стратегического решения никоим образом не умаляет подвиг защитников Ленинграда. Оно умаляет государственное руководство, и именно это вызвало ярость казенных «патриотов».

3. Кампания, развязанная против «Дождя», не является только местью одному отдельно взятому неугодному телеканалу. Это часть широкомасштабного наступления правоконсервативных сил на свободу слова — последнее хотя бы частично сохранившееся завоевание горбачевской революции. Это артподготовка перед проталкиванием очередного пакета репрессивных законов, призванных окончательно узаконить фактически восстановленную идеологическую цензуру.