Наталия Лебина - Проституция в Петербурге: 40-е гг. XIX в. - 40-е гг. XX в.

Конечно, облик жрицы любви с течением времени претерпевал какие-то изменения. Но самое главное в проститутках оставалось незыблемым. Это — чисто российское отсутствие понимания своего занятия как профессиональной деятельности, что в конечном итоге становилось первопричиной многих трагедий. Ситуация проституцией усугублялись и позицией петербургской демократической общественности. События же 1917 г., усилившие общемировую тенденцию постепенной замены бордельной проституции на свободную, а последней в свою очередь на тайную, еще более заострили эту проблему. О том, как мимикрировала торговля любовью в новых социальных условиях, расскажет следующая глава.

Еще несколько лет назад эту главу можно было бы начать такими словами: «Царский режим оставил в наследство победившему пролетариату экономическую отсталость, безграмотность проституцию». Сегодня времена изменились. Но если утвержден о низком уровне индустриального развитая России кажется довольно сомнительным, то оспорить наличие особ легкого поведения, составе наследства невозможно. Действительно, даже по очень приблизительным подсчетам, накануне Февральской революции Петрограде официальной и тайной торговлей телом промышляло около 20 тыс. женщин.

В царской России легальные проститутки, в отличие от желавших регистрироваться во Врачебно-полицейском комитете имели некоторые, хотя и весьма специфические, гражданские права. Во всяком случае, их занятие на государственном уровне считалось профессией, на доход от которой можно было вполне законно существовать. Принесенная Февральской революцией свобода, том числе и свобода нравов, за которой последовало упразднен Врачебно-полицейского комитета, уравняла бывших «бланковых» «билетных» с соперницами — тайными жрицами Венеры, поставив всех вне закона вообще. Новая государственность, провозглашенная в России после Февраля 1917 г., отказывалась воспринимать торговлю любовью в качестве ремесла из чисто филантропических соображений. Однако в революционном Петрограде существовали в условия для фактического функционирования института проституции в почти классическом виде — в форме реализации договора купле-продаже интимных услуг за деньги. Приток мужского населения в город за счет демобилизованных солдат, резко усилившая либерализация сексуальной морали, наличие пока еще денежно обращения и отмена надзора за проституцией способствовали расширению рынка торговли любовью. Государственная же организация, которая могла как-то следить за развитием этого явления отсутствовала, что порождало множество проблем. Прежде все общество совершенно не знало, кого и за что можно теперь называть проституткой. Точно такая же проблема стоит и перед исследователем, поставившим задачу изучить институт продажной любви после революции, пусть даже в одном городе — Петербурге.

До Февраля 1917 г. под термином «продажная женщина» подразумевалась особа, состоявшая на соответствующем официальном учете, а также неоднократно задерживавшаяся агентами Врачебно-полицейского комитета за нарушения положения о надзоре. Ликвидация органа, его осуществлявшего, формально уничтожала и проституцию как особый вид трудовой деятельности, признаваемой обществом. А если следовать этой логике, то исчезла и профессия проститутки. Оставались лишь женщины, вступавшие в многочисленные безличные половые связи. Факт купли-продажи — важнейший признак сексуальной коммерции — нигде не фиксировался, а следовательно, не считался установленным.

Ситуация с проституцией еще больше усложнилась после Октябрьского переворота. Торговля любовью резко видоизменилась в особых социально-бытовых условиях периода гражданской войны. Петроград оказался в крайне тяжелом положении. Вследствие разрухи и близости театра военных действий город буквально обезлюдел. К 1920 г. в нем не оставалось и трети жителей. Закрылось большинство бывших увеселительных заведений — кабаре, кафе, ресторанов — привычных мест «работы» проституток. Голод снизил сексуальную активность, а следовательно, заметно упали спрос и предложение этого вида услуг. Как писал Ю. П. Анненков, ссылаясь на свидетельство В. П. Шкловского: «У мужчин была почти полная импотенция, а у женщин исчезли месячные» [114] Анненков Ю. П. Дневник моих встреч. Цикл трагедий. Т. 1.Л., 1991, с. 29. .

Конечно, это не означало, что мужчины и женщины не вступали теперь в обезличенные половые контакты, одни с целью удовлетворения своих половых потребностей, другие — за своеобразное, соответствующее условиям военного коммунизма вознаграждение. Любовью можно было расплатиться за продуктовую карточку более высокой категории, которая позволяла получить дополнительный паек, за ордер на жилплощадь, за место в вагоне при поездке в деревню с целью обмена вещей на продукты, а иногда даже за жизнь близкого человека. И все же назвать подобные контакты проституцией в обычном понимании нельзя, с чем соглашались даже склонные к максимализму коммунистические лидеры. Так, А. М. Коллонтай, выступая в 1923 г. на одном из многочисленных совещаний, посвященных решению женского вопроса, заявила: «Начиная с 18-го года до середины 21 г…. в таких больших городах, как Москва, Петроград, всего-навсего имелось тогда 200—300 профессиональных проституток» [115] Цит. по: Чирков П. М. Решение женского вопроса в СССР (1917-1937 гг.). М., 1978, с. 208-209. .

Под термином «профессионалки», скорее, всего подразумевались женщины, относительно постоянно предлагавшие свои интимные услуги в обмен на льготы самого разнообразного характер известные представителям правоохранительных органов еще с дореволюционного времени. Конечно, цифра, приведенная А. М. Коллонтай, несколько занижена. Но здесь важнее другое. Приход признать, что, во-первых, размах проституции, бесспорно, связать уровнем развития товарно-денежных отношений; и во-вторых, возможно установить сравнительно точное число женщин, занимавшихся торговлей любовью, без наличия правовых актов, определяющих форму и суть данного явления. Последнее подтверждая слова известного российского юриста и историка права М. Н. Гернета, который, в частности, отмечал, что после революции проституток стал возможным лишь на основании косвенных показателей и специальных обследований» [116] Гернет М. Н. К статистике проституции // «Статистическое обозрение», 1927, № 7, с. 86. . В ряду этих источниках М. Н. Гернет выделял в первую очередь данные НКВД и судебных органов.

С окончанием гражданской войны и введением НЭПа в Петрограде, как и во всей стране, было восстановлено денежное обращение. Одновременно нормализовалась жизнь во всех ее проявлен» Активизировалась и торговля любовью, что нашло отражение правовых документах Советского государства, хотя в весьма своеобразной форме. В принятом в 1922 г. Уголовном кодексе РСФСР появились статьи, определяющие наказание за притоносодержательство, а также за вовлечение несовершеннолетних в торгов телом. Правда, ни один из таких актов не прояснял, что подразумевается под понятием «проституция». Не существовало и статьи запрещающей этот вид деятельности. По-видимому, законодатели исходили из искаженного представления о том, что в сексуальную коммерцию женщины вступают лишь по принуждению. И все принятие вышеназванных актов позволяет с определенной дол уверенности говорить о существовании в Советской России начала 20-х гг., во-первых, нелегальной, но относительно организованной через дома свиданий купли-продажи женского тела, а во-вторых детского проституирования. Следовательно, об особах, вовлеченных в эти виды преступлений добровольно или насильно, можно говорить как о проститутках. Именно поэтому наиболее разумным представляется начать рассказ о жрицах любви в социалистическом городе с описания форм проституции, получивших хотя бы так своеобразное отражение в юридических документах. Занятия женщины в данной ситуации выявлялись посредством реализации норм советского уголовного права, защищавших ее интересы. Проститутка выступала как жертва, почти как потерпевшая.