Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6588 ( № 8-9 2017)

Сокровища Урала

Книжный ряд / Литература / Книжный ряд

Теги:Екатеринбург литературный. Энциклопедический словарь

Екатеринбург литературный. Энциклопедический словарь. / Гл. редакторы В.А. Блинов и Е.К. Созина. - Екатеринбург: Кабинетный учёный, 2016. - 448 с.: ил. 500 экз.

Согласитесь, непросто установить для крупного исторического города, кто в нём был самым первым писателем. Уральским исследователям это удалось. Во-первых, сам «птенец гнезда Петрова», основатель города-завода, В.Н. Татищев обладал изящным пером; во-вторых, заботясь о просвещении жителей, он привёз с собой преподавателя Латинской школы Кирьяка Кондратовича, писавшего и прозу, и панегирические стихи, и басни.

Книга «Екатеринбург литературный» даёт энциклопедическую картину литературного процесса столицы Урала. Самый объёмный корпус (более 500 имён) составляют персоналии: био-, биб­лиографические справки о прозаиках, поэтах, драматургах, критиках, редакторах, художниках книги. Здесь – и классики русской, уральской литературы Д.Н. Мамин-Сибиряк, П.П. Бажов, и зачинатели советской литературы, и писатели-фронтовики, и литераторы, жившие в городе как эвакуированные… Правильно сделали составители, что поместили на «полках» энциклопедии не только членов творческого Союза, но и «племя младое», уже заявившее о себе в талантливых публикациях.

Empty data received from address [ http://lgz.ru/article/-8-9-6588-1-03-2017/sredi-vesennikh-gorozhan/ ].

Не ждать ни милости, ни чуда

Литература / Литература / Поэзия

Маркова Мария

* * *

Когда с утра постукивает великолепный

джаз-контрабас,

музыка – это страх и трепет на полчаса для нас.

Дыма цветок и кофейная змейка.

Близко весна подошла.

Руки её из тончайшего снега.

Грудь – из стекла.

Мы её бедные птички, бледные свечки.

Как она плачет, проходит сквозь нас, слепа!..

Так стучи-постукивай, голубое сердечко,

стучи-постукивай – па-па-па.

* * *

У окна провожу весь день,

и звонка дверного дин-дон

раздаётся пусть многократно, –

не открыть, потому что не слышу,

на стекло дышу.

Слёзы скатываются. Голубые пятна

на манжетах – лилии, и снега свежи.

А душе

места много ли надо?

Насколько хватает взгляда:

двор и окна напротив, неба клочок.

Тень снегопада.

Между стёклами

съёжился паучок.

Я дышу на пальцы, не могу согреться.

Смеюсь и плачу, и мир велик.

Так велико лишь сердце,

сердце,

в которое ты проник.

* * *

Сменяют дождь и снег друг друга,

В ближайшем сквере ни души,

но протяни под дубом руку

и птицам хлеба предложи.

Я предлагаю крошки, зёрна,

подсолнечник, и на земле

холодной и от влаги чёрной

накрошено, как на столе.

Простые действия трудами

не назовёшь. Но слышу, тут

упрямо трудятся над нами

и, кажется, не устают

невидимые глазу. Кто им

подсказывает, кто ведёт

по темноте разбитым строем

до сокрушительных высот?

Не ждать ни милости, ни чуда –

недостижима полнота, –

и с ясной горечью оттуда

вернуться, с частью сердца, да.

А дома зримые пределы,

восьмивершинные кубы,

коричневый, зелёный, белый,

остатки хлеба и крупы,

привычки рано закрываться

от света, спать лицом к стене

и отмерять зерно по пальцу,

как показали в детстве мне.

Держала бы крепче рука твоя…

Литература / Литература / Поэзия

Колесник Любовь

* * *

Спасибо заводу за занятость и зарплату,

тебе – за ладонь, протянутую вчера.

Согласно безошибочному Росстату,

я – служащая (кому?),

а мой городок – дыра,

какая-то точка между валдайских горок,

где жизнь идёт по дороге до проходной,

где мне исполнится

(страшно подумать!) сорок

при полном отсутствии базиса за спиной

и при нежелании приобретать

«форд-фокус».

Держала бы крепче рука твоя – это да…

И если однажды я перегорю и тронусь,

никто не заметит этого никогда.

* * *

Не могу вспоминать о тебе с добром

о мужчине с выломанным ребром,

от которого я не произошла –

отломилась щепочкой и пошла,

отломилась остро и далеко –

костяной, как остов, белеет скол,

зуб, который я на тебя держу,

на того, кто выучил «жить» и «жуть»

рифмовать, и складывать, и делить,

до горелой стружки себя пилить,

падать, как застреленной, на постель,

чаять сердце тщетнейшей из потерь –

сердцу не положено быть в кости!

Не забудь и ты меня, не прости,

добела обглоданную, дотла…

Потому что я от тебя была.

Меня не покидают силы

Литература / Литература / Поэзия

Саввиных Марина

* * *

Не оставляй меня одну

На авансцене провиденья…

Пускай, как щука глубину,

Сама ищу уединенья…

Сама ловлю сигналы сфер,

Сама сражаюсь в интернете,

Сама влачусь, как Агасфер,

По окровавленной планете,

Сама колдую и сужу,

Сама врачую и взыскую…

За невозвратную межу

Не отпускай меня, такую!

И пусть я даже всё могу –

Войду в горящую квартиру,

Поймаю лошадь на скаку,

Не сдамся общему кумиру,

Сад разведу, построю дом…

Найду тропу среди трясины…

Но лишь в присутствии твоём

Меня не покидают силы;

И песнь пою, и воз тяну

Твоей ценой неколебимой…

Не оставляй меня одну

* * *

Не вечер и не утро… полный полдень,

Уже переваливший за отметку

Зенита и предчувствующий ночь,

Которая грозит, но обещает

Не то чтобы желанное прощенье,

Но всё же снисхожденье к пешеходке,

Заночевавшей у камней Гермеса…

Вчера в такую ночь душа глядела –

Звенящую руладами цикад,

Колеблемую лихорадкой моря

В болезненно раскинувшемся мраке…

И в чёрном небе только голос друга

Мерцал ей, как подарок Ариадны, –

То вспыхнет, то погаснет, и за ним,

За голосом безумца-паладина,

Она была готова ускользнуть

В смертельный путь к утраченной святыне,

Но так, чтоб миг ухода длить и длить,

И самым этим мигом упиваться,

Как бы глотком последнего причастья…

О, время невечернее моё,

ещё продлись – зарёй багрянородной

И лёгким пеплом чувственности поздней,

Рисунком прежней страсти… Коктебель

Теперь тебе любовник… Херсонес –

Дневник твоих разорванных романов,

И моря симфонические звуки –

Прощальный лепет нежности твоей…

Чего ж ты хочешь, бедная душа?

Трагедией какою насладиться,

Какую мизансцену разыграть?