Андрей Караулов - Русское солнце

Никогда, никогда американцы не защитят перестройку и не защитят Горбачева, потому что Америка не умеет дружить. Вот уж, действительно, самые неблагодарные люди на свете!..

Нервы, нервы… — разгулялись, разлетелись во все стороны, выворачивают душу…

Она могла связаться с ним в любую минуту, прямо сейчас. Могла, но не желала. Пусть он сам позвонит, сам!

Надо будет, приедет. Пусть поступает как хочет!

Нельзя, нельзя спускать Ельцина с поводка, всех сожрет! Нет у него чувства меры…

Власть так ухондокала Михаила Сергеевича, что он не знает, как ему быть и что ему делать. Бывают в истории такие ситуации, когда Президент, если он действительно Президент, должен уметь убивать людей, причем — безжалостно. Вон Буш, уважаемый человек, просто приятный мужчина, и Барбара, его жена, такая приятная, а что он устроил Саддаму! Тысячу багдадских детей заживо спалил в бомбоубежище, — и что? Вздрогнул кто-нибудь? А Михаил Сергеевич — исключение. Он — шестидесятник. Он не для войны. Россия, оказывается, без войны не может, не умеет, в России слишком много народов (даже для огромной территории много!) и все народы — обижены, причем обижены ещё Сталиным, то есть обижены насмерть, их борьбу между собой невозможно рассудить, тут все правы и все виноваты. Значит, они, эти люди, жертвы свободы, которая на них обрушилась, — так получается? А Михаил Сергеевич — жертва их и своей свободы? Был бы он убийцей, как Крючков, не был бы жертвой, конечно, но не умеет Михаил Сергеевич стрелять, точнее, умеет, пробовал, но у него это плохо получается!

Один раз — получилось. Они, Михаил Сергеевич, Бакатин, Язов и генерал Бобков, раздавили Баку, чтобы спасти там Советскую власть. Дурака Везирова вывезли на вертолете с крыши Дома Правительства! Пришел Аяз Муталибов, все утихло. А в этом году — ерунда… Михаил Сергеевич не выдержал, послал «Альфу» в Прибалтику, чтобы «Саюдис» утих. Но кто-то (кто?) тут же сбил его с толку; «Альфа» взяла телецентр, а Михаил Сергеевич вдруг испугался, отозвал «Альфу» в Москву и даже, она сама слышала, заказал самолет чтобы лететь в Прибалтику извиняться перед населением, да Крючков, слава богу, отговорил…

Она давно поняла: Советский Союз — это такая страна, в которой нельзя, просто глупо быть первым. Есть такие страны (их много, на самом деле), где нельзя быть первым, нельзя вырываться вперед. Настоящие первые люди в СССР — всегда вторые… Они не выходят из тени, ибо выходить из тени самоубийство. В России слишком много от Азии, гораздо больше, чем от Европы. Хорошим Президентом в такой стране может быть только тот человек, кто по своим личным качествам выше и сильнее, именно сильнее, чем весь СССР, весь целиком! Таким человеком был Сталин. Таким человеком, судя по всему, был Ленин. Но в конце жизни и эти люди рассыпались в маразме: слишком тяжело, невыносимо тяжело одному человеку быть сильнее, чем вся страна! Так что, Сталин нужен, так получается? Подождите, будет и Сталин, дайте срок…

А вообще интересно: сейчас Сталина все ругают, а при нем, между прочим, построили социализм!

В самом деле, это факт. Ну и как быть?

Сохранить СССР мог только такой человек, как Сталин, потому что СССР — искусственное объединение; СССР держался только на страхе, на концлагерях, ведь и царя-батюшку в России всегда боялись, между прочим, а перестали бояться, убедились, что царь — дурак, тут все и началось… — почему об этом никто не говорит?..

Раздался звонок. Дежурный офицер охраны спрашивал разрешение войти.

— Что, Анюта?

Майор Копылова, начальник охраны Раисы Максимовны Горбачевой, была женщиной (бойцом) неопределенного возраста. В «девятке» давно, ещё с андроповских времен, служили женщины, но в охране первых лиц они появились год назад. Такой стиль опять-таки подсказали американцы: женщине с женщиной легче найти общий язык.

— Раиса Максимовна, просили передать: Михаил Сергеевич будет через пятнадцать минут.

— Хорошо, Анюта…

Едет! А он ужинал?

— Анюта, ужин Михаилу Сергеевичу. Любые овощи, салаты, рюмку «Юбилейного»; горячее он закажет сам!

Соскучился… Любовь, если это любовь, как говорила Ахматова, всегда видна по сто раз на дню!

«Как я сегодня? Быстро, быстро, где черное платье?»

— Анюта, переодеться!

На самом деле Раиса Максимовна всегда, не только здесь, в Москве, но и в прежние годы ощущала в себе некое государственное начало. Она не сомневалась, что ей дано понять каждого человека и что каждый человек готов доверить ей свои тайны; ей казалось, что она умеет объединять людей. По сути, Раиса Максимовна всегда тяготела к клубной работе; таким клубом стала для неё вся страна.

— Застегни…

Ельцин, Ельцин, как же он хочет, черт сиволапый, лягнуть своим демократическим копытом тех людей, которые изменили мир!

На Раисе Максимовне было красивое черное платье.

«Надо что-то беленькое сюда, на грудь…»

Когда Михаил Сергеевич ездил за границу, его всегда сопровождала интеллигенция. Когда была поездка в Японию, в список делегации включили девчонку, которая голой снималась в «Маленькой Вере». «Или я, или она, — возмутилась Раиса Максимовна. — Только стриптиза в самолете не хватало!» Так Ревенко, помощник Михаила Сергеевича, даже обиделся! «Девочка эта, — говорит, — не актриса, она больше, чем актриса, она — сексуальный символ перестройки!»

Снять трусы при всех… это что, символ, что ли?

Порывисто, не раздеваясь, вошел Горбачев.

— Ну, здравствуй!

«Выглядит замечательно», — отметила она.

— Здравствуй, Михаил Сергеевич, — она протянула руки, — здравствуй! У нас все в порядке?

— Как всегда! — ответил Горбачев.

Майор Копылова вышла из комнаты.

— Ну, как ты?

— Потом, все потом… — она быстро стянула с него пальто, — мой руки и говори!

Горбачев ловко выдернул руки из рукавов, кинул пальто на пол и вдруг поцеловал её в губы.

— Слушай, а что здесь сидеть-то? Поедем куда-нибудь, а? Поужинаем как люди?

Она улыбнулась:

— Ты, Миша, приглашаешь меня в ресторан?

— Ну… — Горбачев засмеялся, — ну давай, мчимся на дачу, утром тебя привезут, — без проблем!

— Мой руки. — Она нагнулась и подняла пальто. — И за стол!

— Между прочим, уважаемая Раиса Максимовна, мы не виделись шесть дней.

— Да, я ждала…

— Мне было не до любви.

— Не злись…

— Нет-нет, я не злюсь…

За тридцать восемь лет, проведенных вместе, Горбачев так и не нашел для Раисы Максимовны ни одного интимного имени или словечка; ласкаться друг к другу в их семье было не принято. Иногда, очень редко, он звал её «Захарка» — давным-давно, ещё студентами, они были в Третьяковской галерее, где она долго стояла перед картиной Венецианова; ему казалось, что именно в этот день их любовь стала настоящей страстью.