Владимир Довгань - Я был нищим – стал богатым. Прочитай, и ты тоже сможешь

Для меня дедушка с бабушкой навсегда остались самыми дорогими людьми после отца и матери. Я на всю жизнь запомнил тепло их сердец, любовь и заботу.

Сегодня я понимаю, что в те годы я получил первые уроки жизни. В этом глухом краю можно было легко опуститься до звериного недоверия к людям, тем более что в поселке жили и самые настоящие уголовники, сосланные властью подальше от городов и областных центров. Но нигде более я не встречал настолько открытых и дружелюбных людей. Суровые условия жизни не только не ожесточили их, но словно отсекли все ненужное, наносное. В этом таежном тупике можно было выжить только благодаря взаимовыручке, не чуждаясь и поддерживая друг друга.

Здесь же я получил и первую трудовую закалку. Помню, как мы с дедом строили сарай. Начали еще затемно: напилили досок, подготовили стропила, бревна для фундамента. Дед умело подгонял одно бревно к другому, не забывая попутно объяснять мне, для чего нужен мох и как лучше класть кровлю. Закончили уже поздним вечером, когда я просто падал с ног от усталости, но ни за что не хотел уходить, не увидев готовой постройки. С детства наблюдая, как азартно, на износ работают старшие, я уже тогда выработал отношение к труду. С тех пор я придерживаюсь мысли, что лучшая система воспитания – это личный пример. Все они были невероятно трудолюбивыми, никто из домашних никогда не сидел без дела. Кроме того, дед с бабушкой были знатными огородниками, настоящими селекционерами. Они могли вырастить картошку и другие овощи на какой угодно почве и всегда получали хорошие урожаи.

С картошкой, кстати, связана забавная история. Я люблю картошку и с удовольствием потребляю ее в каком угодно виде – жареном, печеном или сушеном, но меня всегда поражало, как много непроизводительного ручного труда требует выращивание этого овоща. Вначале нужно вскопать и унавозить огород, периодически пропалывать, затем дважды окучить и, наконец, выкапывать урожай, часто под проливным осенним дождем. Мне, прирожденному рационализатору, эта всеобщая приверженность к картошке при таких неэффективных трудозатратах была просто непонятна. Став постарше, я мечтал механизировать огородные работы или, на худой конец, склонить своих родных к посадке чего-нибудь другого. Но гидропонные технологии тогда были неизвестны, и мои поползновения на «царицу полей» были решительно пресечены на корню. Мы по старинке всей семьей неделями до седьмого пота работали в огороде, что доводило меня, мальчишку, просто до белого каления.

Так получилось, что в лихие 90-е годы, когда разгул преступности был на самом пике, мне в целях безопасности пришлось срочно вывезти родителей и дочку за границу, во Францию. Там, по крайней мере, я мог бы быть за них спокоен. Я купил прекрасный дом с огромными окнами во всю стену, в которые можно было любоваться южным склоном Альп. Рядом с домом был открытый бассейн и тенистый сад, где росли абрикосы, киви и виноград. По соседству жила пожилая французская пара, разводившая на продажу цесарок. Мои родители и дочка не знали языка, и я очень беспокоился, как им удастся адаптироваться в незнакомой стране. Решив первоочередные вопросы, я вскоре уехал обратно, обуреваемый смешанными чувствами. С одной стороны, я был, конечно, более спокоен за их жизнь, с другой – понимал, что в их возрасте им будет нелегко наладить жизнь на абсолютно новом месте.

Проведать их я смог только через полгода. И что, вы думаете, я увидел на бывшем каменистом кусочке пустыря за домом? Вытянув навстречу ласковому французскому солнышку свои побеги, на альпийском ветерке весело шумела ботвой моя старая знакомая – картошка! А рядом, опершись на лопату и лихо сдвинув на затылок кепку, стоял отец и разговаривал с соседом… по-французски.

Этот маленький огородик, в котором отец отводил душу с утра до вечера, стал «нашим ответом Чемберлену» всем трудностям. Посмотреть на него сходилась вся округа – так отец перезнакомился с местными овощеводами и как-то незаметно, совершенно естественно освоил чужой язык. Местная ребятня сначала довольно настороженно приняла мою маленькую дочурку, но благодаря этим знакомствам она вскоре свободно начала лопотать по-французски и даже пошла в местную школу.

Впервые в жизни тогда я возблагодарил картошку!

Через несколько лет ситуация в Тольятти стала поспокойней, и я смог вернуть моих родных в Россию. Но, я думаю, французские соседи до сих пор вспоминают «этих необыкновенных русских», которые, не нуждаясь ни в чем, тем не менее, в поте лица трудились под палящим солнцем.

Мои фантазии на тему автоматической картофелекопалки возникли, конечно же, не на пустом месте. Придя с работы, отец всегда что-то мастерил. Все мое детство крутилось вокруг каких-то поделок, которые мы вместе строгали и клеили. То мы с увлечением строили лодку, то водружали на крышу флюгер.

Мой отец – удивительный человек. Он может мастерить руками, я бы сказал, создавать любые вещи, от мебели до самых разнообразных механизмов. У нас в доме всегда было много разных инструментов. В Ерофей Палыче отец работал в маленьком сарайчике, а в Тольятти умудрился разместить целую мастерскую прямо в нашей квартире. Выдвижные шкафы, сделанные его руками, были наполнены самым что ни на есть богатством. Отдельная полочка с шурупами и болтами, полочка с гвоздями всех размеров, отдельно – электрические приборы, провода, отдельно – отвертки всех мастей, гаечные ключи, пилочки и стамески. «Гвоздем программы» была непозволительная для того времени роскошь – электрическая дрель.

Конечно, нас с братом как магнитом тянуло к этой сокровищнице. Когда отец принимался мастерить новую вещь, мы с братом всегда крутились рядом, подмечая и впитывая в себя отцовские приемы. Было удивительно наблюдать, как с помощью простых манипуляций неотесанная болванка в руках отца превращается в изящную ручку для двери или подставку для телевизора. Момент открытия, постижения мастерства превращений всегда был для меня чем-то похожим на волшебство. Это привлекало меня куда больше, чем игры с какими-то пластмассовыми магазинными игрушками. Свои игрушки мы делали сами.

Целыми днями я занимался всевозможным конструированием: то собирал двухместный велосипед, то выплавлял из свинца в специальных гипсовых формах рыбацкие блесна, то мастерил из фольги ракету, то арбалет. Отец всячески поддерживал и одобрял нас, но случалось, что наши художества оканчивались и знатной трепкой.

Однажды я решил выточить красивый финский нож, увиденный в какой-то книжке. Подыскивая болванку, я наткнулся на новенькую отцовскую стамеску из легированной стали и решил, что это именно то, что надо. Нож действительно вышел как с картинки, но как же ругался отец! С тех пор я подыскивал заготовки только на заводской свалке, благо там можно было найти все что душе угодно: от кусочков стали до свинцовых чушек.