Александр Яковлев - От Трумэна до Рейгана. Доктрины и реальности ядерного века

Выступая на сессии Трехсторонней комиссии 3 апреля 1984 года, госсекретарь США Дж. Шульц сказал: «Если мы намерены защищать свои ценности и своих союзников, мы должны занять твердую позицию. И мы должны использовать свою силу. Часто говорится, что уроком вьетнамской войны должно стать следующее: США не должны вступать в военный конфликт, не имея ясной и определенной военной задачи, прочной поддержки общественности и ресурсов, достаточных для достижения цели. Это, несомненно, так. Но значит ли это, что не существует ситуаций, в которых демонстрация силы необходима и уместна для решения ограниченных задач? Вряд ли. И в кризисной обстановке, и в военном планировании, и при демонстрации силы или поддержании мира, и в локальной военной операции всегда будут моменты, когда потребуются всеобщие усилия всей страны в масштабах, в которых это происходило во вторую мировую войну.

Как заявил четыре недели назад в сенате лидер большинства сенатор Говард Бейкер, «мы не можем, как прежде, начинать наше военное вмешательство за рубежом с длительных, утомительных распрей между исполнительной и законодательной властью. Обстановка в мире и многочисленные задачи, которые она перед нами ставит, просто не позволяют нам такой роскоши.

Американцы — народ не робкий. Внешней политикой, достойной Америки, должна быть не политика изоляции и самобичевания, а политика активных действий» [514].

От этой логики деятеля, облеченного государственными регалиями, веет откровенно агрессивным милитаризмом. Автор книги «Русская рулетка» А. Кокс, характеризуя людей нынешней администрации Вашингтона, пишет, что «все они являются представителями культа военного превосходства» [515].

Политика силы, милитаризация подхода к международным отношениям представляют огромную опасность. Судя по публичной риторике хозяина Белого дома и представителей его администрации, а также их конфиденциальным высказываниям, писал после вторжения на Гренаду известный обозреватель Л. Гелб, они «не видят разницы между компромиссом с противником и сделкой с дьяволом. Для них все противники дьяволы» [516]. Вашингтон со средневековым фанатизмом, потрясая Библией, проклинает всех «неверных» капитализму, зовет Запад в «крестовый поход» против инакомыслящих, против тех, кто отвергает систему социального неравенства. «Новые правые» испытывают «опасную потребность в ядерной войне», они отводят ей «священное место» в оценках происходящих в мире событий. Война рассматривается как провозвестница триумфального возвращения Христа. Как и у крестоносцев, у «новых правых» бог — это «бог-воитель». Один из идеологов «новых правых», В. Линдсей, даже в Библии ищет предсказания последней, ядерной войны [517]. Во влиятельном журнале «Форин полиси» под характерным заголовком «Победа возможна» появилась статья весьма близких Р. Рейгану политологов К. Грея и К. Пейна, в которой содержится критика «тенденции рассматривать стратегический ядерный конфликт не как войну, а как всеобщую катастрофу». Вашингтон должен указывать цели, с тем чтобы в конечном счете «обеспечить разрушение советского аппарата власти и установление такого международного порядка после войны, который был бы совместим с западными представлениями о ценностях… Соединенные Штаты должны планировать победу над Советским государством. Причем победа должна быть достигнута ценой, которая не помешает восстановлению США» [518].

Пророки такого хода событий проповедуют фантастическую теорию, согласно которой «решительный народ», одержав победу в ядерной войне и поднявшись из радиоактивного пепла, способен выжить и даже восторжествовать над остальным дымящимся миром. Сенатор Р. Рассел как-то патетически взывал к богу помочь американским Адаму и Еве подняться после войны из руин, дабы вновь возродить «свободный мир».

Таким представляется «судный день» в больном воображении американских ультраправых, захвативших власть в США. Похоже, что старые представления о мире, созданные на почве американской мифологии ковбоев и индейцев, полицейских и грабителей, которые, казалось, должны быть уже смыты ценностями и реальностями развивающегося общества, вновь возродились, чтобы стократно возбудить шовинизм, довести его до степени национального помешательства и поставить на службу внутренней и внешней политики.

Еще не так мало живет на Земле людей, которые помнят Великий Май Победы над фашизмом. Для советского человека это было выстраданное, выплаканное, омытое кровью отвержение войны. Радость и горе, утраты и мечты — все слилось в надежде, что сама память о миллионах погибших, слезы миллионов матерей, вдов, сирот, безысходность голодных и бездомных не допустят и мысли о новой войне, о новых безмерных страданиях человека.

Но всего через 90 календарных дней после 9 мая атомные взрывы, уничтожившие мирных жителей Хиросимы и Нагасаки, возвестили человечеству, что новое оружие беспрецедентно массового уничтожения начало свою смертоносную жизнь. Еще до того, как атомная бомба прошла испытания в Нью-Мексико, государственный секретарь США Бирнс утверждал, что бомба может дать прекрасную возможность «диктовать» американские условия в конце войны, что «обладание бомбой и демонстрация ее сделают Россию более послушной а Европе» [519]. Участвуя в послевоенных мирных конференциях, «Дж. Бирнс, „горячая голова“, пребывал в эйфории, ощущая ядерную монополию США, и вел себя как петух» [520].

Волею судеб оказавшись в Белом доме, Г. Трумэн остался мелким политиканом, лицемерным и провинциальным. Опьяненный собственной властью, не понимая реалий современного мира, долговременных интересов США, он положил в основу послевоенной внешней политики стратегию ядерного шантажа и ядерной войны, обрекая тем самым США на зловещую роль потенциального убийцы человечества и его дома — Земли. Г. Трумэн и его хозяева делали это осмысленно. Газета «Таймс» свидетельствует, что Г. Трумэн искал оправдание бомбе в Библии и нашел его в словах об «огненном уничтожении», но в то же время цинично признал, что именно обладание атомным оружием превратило США в «мирового лидера» [521]. Эта же идея двигала им и тогда, когда на первые в мирное время испытания атомных бомб в районе атолла Бикини 1 и 25 июля 1946 года были приглашены иностранные наблюдатели. Они, по свидетельству американского политолога Г. Моргентау, должны были понять, «что может сделать атомная бомба над и под водой и насколько велико в военном отношении должно быть превосходство державы, обладающей атомной монополией по сравнению со всеми остальными государствами» [522]. В своих мемуарах Г. Трумэн признает, что он исходил из посылки: новое оружие «не только революционизирует войну, но может изменить ход истории и цивилизации» [523]. Именно эта концепция и была заложена в послевоенное стратегическое планирование США, основанное на использовании ядерного оружия. Ветеран американской дипломатии Дж. Кеннан, вспоминая в своих мемуарах о тех днях, пишет следующее: «Мы отдавали на словах дань, когда выступали на международных форумах, желанию ликвидировать атомное оружие. Но было совершенно ясно… что мы основываем нашу оборонительную структуру на этом оружии и намереваемся первыми использовать его» [524].