Александр Хинштейн - Какого цвета страх

Литвиненко, прикинувшись уголовником, должен был выйти на Бабкина и купить у него СВУ. Грубо говоря, спровоцировать. И тогда бы в момент этой сделки Бабкина задержали и отправили за решетку. Главное — получить доказательства.

Однако у Литвиненко был иной взгляд на уголовно-процессуальное право.

«Каждое дело должно начинаться с признания», — глубокомысленно изрек он накануне операции. Следователь УФСБ Симонов даже поперхнулся. Прямо какой-то Вышинский — признание есть царица доказательств.

«Чего же вы не одернули Литвиненко?» — спрашиваю я у Симонова. Он усмехается:

«С такими, как Литвиненко, спорить бесполезно. Я просто сделал выводы».

Литвиненко тоже сделал выводы. 25 июня 1997 года примерно в 11 часов 15 минут на служебной «Волге» он подъехал на улицу Шагова. «Наружка» сообщила, что Бабкин находится у дома № 197. Ждет своего приятеля, который сидит в парикмахерской.

Литвиненко подошел к бабкинской «восьмерке». Наверное, он спросил что-то вроде «где продается славянский шкаф?». Наверное, Бабкин ответил, что гражданин ошибся и он себе таких паскудных штук не позволяет.

По законам жанра, после отказа Литвиненко должен был вежливо извиниться и убраться восвояси. Но не таков был мой герой — охотнику позорно возвращаться с пустыми руками. Он вместе с помощниками (с ним находилось ещё двое москвичей) вытащил Бабкина из машины и, заломав руки, кинул в «Волгу». Тот пытался вырываться, но после серии ударов начал терять сознание. Литвиненко же заковал его в наручники, связал ноги ремнем и натянул на лицо матерчатую шапочку. «Волга» помчалась в сторону области.

Все это происходило на глазах у прохожих. Естественно, они сразу же позвонили в милицию. В городе объявили план «Перехват».

Вскоре «Волгу» засекли на посту ГАИ. Попытались остановить, но безуспешно. Постовые бросились в погоню. Они настигли Литвиненко через каких-то полкилометра.

Я даже вижу эту картину: несчастный Бабкин, которого лупили всю дорогу, верещит не своим голосом — он-то не знает, что рядом с ним сотрудники ФСБ. Литвиненко, напротив, орет что-то о длинных руках Лубянки. Озверевшие милиционеры еле сдерживаются, чтобы не начать стрельбу. И тут — кульминация! — появляется добрый волшебник, начальник отдела УФСБ Назаров, и приказывает всех отпустить. Бабкина опять заковывают в наручники, только на этот раз везут уже в управление.

Почему полковник Назаров (ныне уже уволившийся) так поступил? Почему он оставил Бабкина с Литвиненко, который по новой начал дубасить задержанного прямо в машине?

Я задавал этот вопрос сотрудникам УФСБ. Им было стыдно. Они понимали, что Назаров не прав. Что он растерялся. Для него, как и для любого кадрового чекиста, методы Литвиненко казались дикостью. Он просто не нашел в себе силы поставить на место москвича: сказалась извечная провинциальная скромность…

Здание УФСБ построено в 56-м. Здесь уже не пытали людей, не выбивали показаний. До 97-го. До Литвиненко.

Трижды он надевал на голову Бабкину полиэтиленовый мешок. Бил руками и ногами, со всей силой хлопал ладонями по ушам. Требовал признаний. И Бабкин сломался…

Бывшего следователя УФСБ Симонова я застал в Свердловском райсуде. Теперь он — федеральный судья. Симонов сидит за столом, заваленным томами дел, и вспоминает, как все это было. Ему трудно: с утра он провел уже два процесса.

«Литвиненко прибегал ко мне трижды. Каждый раз приносил новые показания Бабкина — они были очень оригинально озаглавлены „чистосердечное раскаяние“. И заканчивались все одинаково: прошу простить, больше не повторится».

(Уже потом эксперты филфака МГУ признают, что текст «чистосердечного раскаяния», написанного Бабкиным, был полностью ему продиктован третьим лицом. С учетом стиля — вероятнее всего, Литвиненко.)

Бабкин написал многое. Что осенью 96-го он изготовил СВУ в виде мыльницы и продал его бандитам. Что в апреле изготовил другое СВУ, но выбросил в Волгу. Что ещё один подозреваемый — Михальцов — обо всем этом знал. Что на квартире третьего подозреваемого — Колчина — он видел несколько боевых гранат.

Михальцова сразу же задержали. Брал его не Литвиненко, поэтому обошлось без мордобития. «Чудеса» начались только в управлении…

Судья Симонов недовольно хмурится, и на его высоком лбу морщины сбиваются в гармошку:

— В ужасе прибегает обалдевший эксперт. «Я, — говорит, — остался с задержанным Михальцовым в кабинете, вдруг заходит Литвиненко и раз его по морде: говори, сука, всю правду».

— А как было с третьим подозреваемым, Колчиным? — интересуюсь я.

— Нет. Его Литвиненко не бил. Мы поехали к Колчину проводить обыск. Еще до начала Литвиненко вдруг заявляет: давайте зайдем на квартиру без понятых. Я только пальцем у виска покрутил. А потом в ящике кухонного стола неожиданно находим гранату — РГ-42 с запалом. Лежит прямо вперемежку с ножами и вилками. Мне сразу стало странно: какой дурак будет хранить гранату с вилками! Да и дверь на кухню была вне зоны видимости — Литвиненко вполне мог туда зайти. Тем более я дважды слышал звук открываемой двери.

— Вы что же, считаете, её подкинул Литвиненко?

Симонов молчит. Потом вздыхает:

— На гранате не было ни жировых отпечатков, ни пота. Что ж, её протирали каждый день тряпкой.

— 17 ноября 98-го года в «Интерфаксе» прошла наша пресс-конференция, на которой мы обвинили руководство ФСБ в беспределе. Честно говоря, я не хотел на эту пресс-конференцию идти. Но пошел. Сказались многие факторы. Во-первых, ФСБ продолжала нас «разрабатывать». Во-вторых, морально-психологическое состояние было ужасным. Я считаю, Литвиненко создавал его искусственно. Он не прекращал стращать нас арестами и убийствами.

— Березовский принимал участие в организации пресс-конференции?

— Самое непосредственное. Он вообще должен был на ней выступать, но потом, вероятно, посчитал, что это нецелесообразно, и уехал из России.

— Вы не задумывались, почему эту акцию назначили именно на ноябрь?

— У Бориса Абрамовича есть лозунг: «Мы выигрываем стратегически, мы проигрываем тактически». Это был его определенный ход, связанный с обострением ситуации внутри ФСБ. На мой взгляд, он хотел расставить своих людей на Лубянке.

— Правда ли, что за участие в пресс-конференции некоторые сотрудники получили от Березовского деньги?

— Я лично ничего не получал. А разговоры такие — да, слышал. За снятие Ковалева Литвиненко вроде бы дали миллион долларов, а за пресс-конференцию отдельные люди получили по 150 тысяч долларов. Понькин и Щеглов, например, открыто рассказывали, что Березовский им платил.

— За пресс-конференцию?

— За все. За многое… Странные люди: платит тебе Березовский — молчи, зачем показывать. Но им, особенно Понькину, нравилось бравировать своей близостью к БАБу. Кстати, признавались они и в том, что на Новый год всем им выделили «праздничные».