Лев Соцков - Неизвестный сепаратизм. На службе СД и Абвера

Те, кто давал поручение Хорошкевичу, не ошиблись в выборе исполнителя: он уже лет десять, если не больше, занимался кавказцами и имел немалый опыт решения разнообразных проблем. И вообще Хорошкевич понимал психологию своих подопечных, которые, в конечном счете, находились у него на содержании. Так что музыку, как принято говорить, заказывал он, хотя и с вариациями .

А два года спустя обнаружились дополнительные детали служебных обязанностей этого польского офицера, когда в числе интернированных в СССР польских военнослужащих оказался некто, назвавшийся Караевым. Как только выяснилось, что он вовсе не поляк, а кавказец-эмигрант, уже много лет служащий в польской армии, он был допрошен более подробно. В его показаниях фигурировала и фамилия Хорошкевича.

На вопрос, каким образом он попал в польскую армию, Караев ответил, что, перейдя нелегально границу и оказавшись в Турции, он связался с известным деятелем эмиграции М. Э. Расул-заде. Тот через некоторое время познакомил его с офицером польского Генштаба Хорошкевичем, работавшим в начале тридцатых годов в Стамбуле. Он же попросил поляка содействовать зачислению соотечественника на польскую военную службу.

Вопрос:

Как реагировал Хорошкевич на эту просьбу Расул-заде?

Ответ:

Хорошкевич дал свое согласие и сказал, что о принятом в отношении меня решении сообщит Расул-заде.

Вопрос:

Эту свою просьбу Расул-заде согласовывал с Вами?

Ответ:

Расул-заде имел со мной беседу, сказал, что намерен направить меня в польскую армию в целях подготовки кадров на случай польско-советской войны и последующей отправки в Азербайджан для участия в организации там восстания.

Вопрос:

Каков был результат разговора с Хорошкевичем?

Ответ:

По возвращении из Варшавы в Стамбул Хорошкевич объявил, что ходатайство о зачислении меня в армию удовлетворено, и предложил явиться в польское посольство за получением визы.

Далее Караев пояснил, что ему было рекомендовано написать письменное прошение о зачислении на военную службу в польскую армию на имя военного министра, что он и сделал .

Вопрос:

Каким образом Вы, имея турецкое гражданство, получили разрешение турецких властей на выезд в Польшу?

Ответ:

По просьбе Расул-заде турецкие власти выдали мне паспорт как студенту, едущему на учебу.

Вопрос:

Куда Вы должны были явиться по прибытии в Варшаву?

Ответ:

Расул-заде дал адрес Векилова. От него я узнал, что получил назначение в 6-й стрелковый полк, дислоцированный в Вильно. После этого Векилов пригласил меня поехать вместе с ним во 2-й отдел Генштаба.

Вопрос:

Как Вас приняли в Генштабе?

Ответ:

Векилов привел меня к Хорошкевичу, который к тому времени вернулся из Турции, мне выдали деньги — 1000 злотых и решили вопрос с обмундированием. Хорошкевич сказал напутственные слова, высказав уверенность, что я оправдаю возлагаемые на меня надежды.

Когда Караева попросили рассказать, что ему известно о деятельности 2-го отдела Генштаба в отношении эмиграции, то он обнаружил осведомленность по отдельным фактам финансирования поляками кавказской эмиграции, а также в структуре и функциях его подразделений. Сказал, что один из секторов отдела занимается разведывательной работой по Закавказью, Северному Кавказу и Крыму, возглавляет его пан Хорошкевич.

Варшавское совещание с эмиграцией показало, что ориентироваться на какой-то единый центр нецелесообразно, а в таком деле, как организация конспиративной работы против СССР, просто опасно. Поэтому польские службы пошли по пути поддержания негласной связи с активистами отдельных эмигрантских групп, в том числе на территории других стран, вчастности Турции.

Об этом нюансе в деятельности польских представителей за рубежом и некоторых их конкретных шагах на Лубянке стало известно. Из резидентуры пришло сообщение, что советник польского посольства в Анкаре Залевский в начале февраля 1938 года сразу после возвращения из Варшавы, куда выезжал для получения инструкций, пригласил к себе Курбана Байрамова, возглавлявшего в Стамбуле автономную эмигрантскую группу, и предложил ему сотрудничать независимо от организации Расул-заде. Более того, поляк сказал, что возлагает на такую совместную работу большие надежды. Залевский, изложив свое понимание задач эмиграции, попросил собеседника подготовить программу действий группы, план работы, а также смету предполагаемых расходов.

Курбан Байрамов ответил, что кроме Польши есть и другие государства, которые проявляют интерес к совместной работе, но поскольку, мол, поляки первыми перевели дело в практическую плоскость, то его группа готова к сотрудничеству.

Когда Залевский поинтересовался, кого собеседник видит руководителем стамбульской группы, то была названа фамилия Хамид-бея Хасмамедова. Залевский предложил Байрамову деньги на первоначальные организационные расходы. Тот, однако, заявил, что речь должна идти о серьезном финансировании конкретной конспиративной работы в общих интересах. Залевский на это ответил, что разделяет такой подход, своим азербайджанским друзьям он полностью доверяет. Откровенно говоря, заявил поляк, от успеха их работы во многом зависит и его служебная карьера, а поэтому надо работать в тесной связке — к обоюдной пользе и удовлетворению.

Таким образом, контактируя с организацией Расул-заде, квартировавшей непосредственно в Варшаве, поляки вышли и на Курбана Байрамова в Стамбуле. План работы, который Байрамов по просьбе польского представителя ему составил, последнего вполне удовлетворил. Предложение определить в качестве официального руководителя группы Хасмамедова также не встретило возражений. Через некоторое время он и Байрамов посетили Залевского и дали согласие на сотрудничество, не преминув заметить, что с организацией Расул-заде дела иметь не хотят. Что касается последнего, то Залевский уклонился со своей стороны от каких-либо обязательств, заверив, что обо всем информирует Варшаву. Он еще раз подчеркнул, что, предлагая кавказским друзьям работать на советском направлении, он действует по поручению своего правительства, и выразил надежду, что эта совместная работа принесет желаемые плоды.

За обтекаемыми формулировками скрывалось желание иметь в определенных районах Кавказа надежные источники информации и рычаги влияния на обстановку, когда необходимость этого будут диктовать внешние условия. Под этим собеседники молчаливо понимали нападение Германии на СССР, неизбежность которого уже ощущалась в европейских столицах — вопрос был лишь во времени. Другое дело, что военно-политическая конфигурация событий оказалась вовсе не такой, как она мыслилась в Варшаве, а Польша стала жертвой гитлеровской агрессии. Но это уже другой вопрос, который ничего не меняет в том, что польские спецслужбы самым активным образом работали с эмиграцией с целью ее последующего использования для дестабилизации внутриполитической ситуации в Советском Союзе.