Внутренний СССР - Интеллектуальная позиция-1

В каждой профессии есть вещи, “сами собой разумеющиеся”, о которых специалисты обычно не говорят и все при этом идет “само собой” хорошо, поскольку все их разумеют единообразно. Но в условиях концептуально неопределенного управления в каждой из концепций одно и то же разумеется одинаково молчаливо , и при этом разно- образно . В макроэкономических системах к числу такого рода по-разному “самих собой разумеющихся” вещей принадлежит кредит. Согласно доктрине “Второзакония-Исаии”, которую проповедует и Православная Церковь, что говорит о ее истинной сущности, кредит — монопольная иудейская ростовщическая удавка на шее народов. Многочисленные в прошлом еврейские погромы, включая и общеевропейский, учиненный гитлеровцами, показали свою неэффективность в качестве средства защиты от нее, поскольку протекали на более низких приоритетах, чем четвертый. Первый же погром на уровне третьего приоритета — идеологический разгром троцкизма завершился в прошлом вничью, поскольку сталинизм не сумел в те времена найти свой язык и пользовался общей с троцкизмом марксистско-ленинской фразеологией: борьба шла за понимание одних и тех же текстов и интерпретацию понятий в двух взаимно исключающих смыслах. Причем в погроме троцкизма приняли участие и многие евреи, мыслившие более свободно, чем подавляющее большинство “жидов и жидоедов”. Это открывало принципиально иные возможности к снятию ужасов еврейского вопроса, свойственных нынешнему типу цивилизации, в новом типе цивилизации, от строительства которого отказались Н.С.Хрущев [13]и его кукловоды и сподвижники.

С точки зрения здравой этики ростовщичество — мерзость, и то обстоятельство, что в нынешней цивилизации эта мерзость слиплась с системой надотраслевой регуляции в макроэкономических системах, ее не преображает во благо. В нравственно здоровом обществе необходима система беспроцентного кредитования, в которой кредит — средство преодоления пиков платежей, главным образом инвестиционных, при расширении и реконструкции производств в отраслях.

Это два взаимоисключающих “само собой разумения” функционального предназначения кредита. Не задумываясь об этом, Павлов-профессионал пишет на с. 244: «Да, если население и предприниматели в широких масштабах вновь начнут откладывать сбережения, вот тогда появится реальный кредитный ресурс. Естественно, что кредитование перестанет быть инфляционным. Все просто, как дважды два. А пока, несмотря на повысившийся банковский процент, людям из-за быстро растущих цен невыгодно копить деньги. Поэтому и возникает порочный круг. Разорвать его можно лишь смелыми финансовыми шагами в сочетании со здравой регламентацией некоторых видов коммерческой деятельности.»

На наш взгляд, после того, как в своей профессиональной карьере Павлов прошел и Госплан (натуральный учет продукции в межотраслевом балансе), и Госкомцен (структура платежеспособного спроса населения), и Минфин (стоимостной учет в межотраслевом балансе), Павлов-человек должен был бы и сам увидеть вздорность сказанного профессионалом в приведенной цитате.

Исторически реально население копит деньги с целью удовлетворения своих потребительских нужд и страхования непредвиденных неприятностей, но никак не с целью получения процентов по вкладам в ростовщических конторах, т.е. банках. То, что глобальная корпорация ростовщиков увеличила свои кредитные ресурсы — средство порабощения населения — за счет накоплений самого населения, это — вторичное явление по отношению к накоплению населением некоторых сумм с целью потребления и страхования непредвиденных неприятностей. Цены в их номинальном исчислении растут под воздействием ростовщического кредита, в котором ссудный процент многократно превышает возможности роста спектра производства в неизменных ценах, ограниченные сверху темпами роста энергопотенциала и технологической культурой. В этом и есть суть механизма воистину порочного круга, упомянутого Павловым.

Смелые же финансовые шаги, позволяющие из него выйти — законодательный запрет кредитования под процент и соответствующая этому принципу перестройка налогово-дотационной системы, так же как и кредит являющейся средством над-отраслевого управления в макроэкономике, и создание системы розничной торговли по безналичному расчету на основе кредитных карт- идентификаторов физических и юридических лиц . (Более подробно см.: “Мертвая вода”, СПб, 1991,1998; “Краткий курс…” в ж. “Бизнес и учет в России” № 5-6, 1994 и отдельные издания 1996 г.).

Приведенные примеры, относящиеся к средствам управления уровней третьего — первого приоритетов, показывают, что на них Павлов просто недееспособен , без каких-либо смягчающих оговорок. Но именно такая недееспособность на высших приоритетах открывает дорогу для вторжения через них в деятельность профессионалов-управленцев, ограничивающих свою ответственность низшими приоритетами. На с. 7 его книги читаем:

«И еще об одном. Принято считать, что главные секреты СССР скрывались где-то в недрах ЦК, КГБ или других служб безопасности. Но на самом деле хранителями наиболее важных тайн всегда и всюду являются финансисты, ибо ни одно явное или сокрытое деяние не обходится без финансирования. Опытный финансист-профессионал моментально соображает, что к чему, почему и отчего.» По существу это утверждение того, что четвертый приоритет выше пятого или шестого. Но если мы ошибаемся и прав Павлов, полагая что наивысшей значимостью обладает информация о финансах, то по каким причинам опытный финансист-профессионал моментально не сообразил, что к чему и отчего, дабы ГКЧП завершился “хаппи-ендом” грамотных и бесшоковых реформ? Почему профессионал, опять же в 20-х числах августа 1995 г., вляпался в кризис ростовщичества в России вместе с возглавляемым им “Часпромбанком”?

Ответы на эти вопросы можно понять из продолжения приведенной цитаты: «Вдобавок, если документы секретных спецслужб касаются каких-то конкретных личностей, исторических ситуаций или важнейших политических частностей, то финансовые тайны охватывают жизнь всей страны в целом, затрагивают интересы всех и каждого. Отсюда их особая значимость. И не случайно, например, в бытность мою министром финансов СССР один из документов был положен мною на стол Горбачеву в рукописном (!) варианте. Такой уровень секретности не снился никакому КГБ.» — с. 7, 8.

Если смотреть на все это с позиций общей теории управления, то значимостью обладает устойчивое течение процесса управления (в данном случае государством) с допустимыми от вожделенного определенного идеала отклонениями в условиях: 1) потока непредсказуемых “случайностей” и 2) целенаправленного, в принципе выявимого, противодействия сторонников иных концепций.