Георгий Гуревич - Древо тем

Вторично разбитый в августе 1774 года под Казанью Пугачев переправляется на правый берег Волги и вдруг оказывается сильнее и опаснее, чем прежде.

Дело в том, что до сих пор он действовал на окраинах государства, малонаселенных, недавно завоеванных, не очень русских. В войско его шли казаки – вольные пограничники, возмущенные урезкой льгот, а также завоеванные инородцы, возмущенные потерей воли. Все народ воинственный, легкий на подъем, привыкший к коню и сабле. Но для русских они были чужими, и русский солдат стойко сражался против этих «бунтовщиков».

На правобережье Волги Пугачев оказался в коренной крепостной России. В сущности, только здесь бунт непокорной границы превратился в крестьянскую всенародную войну, во всеобщее восстание натерпевшихся рабов. От искр занялся пожар. Пугачева ждали деревни, ждали города, ждали купцы и попы, ждали Нижний, Тула и Москва с оружием и оружейными заводами. Трон заколебался. Перепуганная Екатерина задумалась о бегстве на кораблях за границу. Сподвижники советовали Емельяну немедля идти на Москву.

Пугачев поколебался… и повернул на юг: через Саратов – Царицын – на Дон.

Подстреленный зверь ползет в нору зализывать раны. Пугачев был донским казаком, домой побежал после неудачи. Казакам он верил, крепостные были чужды ему, и он недооценил всю силу крепостного возмущения.

На Москву или на Дон? – вот он, поворотный момент, развилка истории.

Пугачев выбрал Дон, был разбит под Царицыном в третий раз, окончательно… и выдан сподвижниками на казнь.

Итак, предупреждать его надо было где-то между Казанью и Симбирском, когда еще можно было повернуть на Москву. Трудная миссия. Опасная миссия. Опаснее, чем визит ко двору Елизаветы в облике чужеземных врачей. Какой облик принять, идя в стан Пугачева? Как пробраться через пеструю толпу мужиков с вилами, каторжников с рваными ноздрями, бесшабашных казаков, белозубых башкирских конников в меховых шапках, с колчанами за голой спиной? Переодеться? Притвориться своим? Не получится. Тогда и язык был не совсем такой, не пушкинский и даже не державинский.

Конечно, лучше бы на танке приехать… но это не по правилам игры. По правилам, надо убедить Пугачева, пусть он повернет на Москву, а мы посмотрим, что выйдет из этого.

Допустим, убедили. Повернул.

Запылал пожар всеобщего крестьянского восстания. Занялись огнем дворянские усадьбы: пензенские, нижегородские, владимирские, подмосковные. Отряды солдат в мундирах и париках с косичками – жалкие островки в бушующем море. Да и сами они, рекруты из бывших крепостных, все чаще, чаще, чем до Казани, переходят на сторону восставших. Тут же идет война со своими, не с бунтующими инородцами. И к Рождеству колокольным звоном встречает первопрестольная белокаменная государя Петра.

Белокаменной была тогда еще Москва, со стенами на Бульварном кольце, с воротами у Никитских ворот и у Петровских. Василий Блаженный украшал Красную площадь, но вся она была заставлена лавчонками. Спасская башня была такая же, и Иван Великий высился над Кремлем, и царь-колокол лежал у его подножия. Все соборы были налицо, дворцов еще не выстроили. В старых покоях поселился царь Емельян-Петр, в покоях Алексея Михайловича.

А испуганная Екатерина, нагрузив корабли драгоценностями, плывет за море выпрашивать помощь. Куда именно? Едва ли в родное свое герцогство Ангальт-Цербсткое, захудалый удел, немецкое захолустье, где только прозябать на хлебах у родни. Может быть, к Фридриху в Потсдам – ведь он же сватал ее за русского наследника. А может быть, в Англию, извечную покровительницу всех свергнутых монар­хов.

Тут у автора (не у героя, не у историка Тихомирова) благодарная, но тяжелая задача определить судьбу всех исторических лиц. Благодарная, потому что лица эти хорошо известны, столько выразительных ха­рактеров, никого не надо выдумывать. Тяжкая и трудоемкая, поскольку много этих известных лиц, и судьбу надо определить в соответствии с характером. Как поведут себя, куда денутся фавориты Екатерины – во главе с Григорием Потемкиным, еще не князем Таврическим? Конечно, верный матушке-государыне Суворов до последней капли крови будет защищать подступы к Санкт-Петербургу. Как будут действовать молодые, прогрессивные, Новиков например? Едва ли встанут на сторону восставшего народа. На счет Державина известно, он пытался изловить Пугачева; Суворов его опередил. Боюсь, что все исторические лица окажутся в армии царицы или же в эмиграции. А Радищев? Ведь он уже написал, что «самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние».

Но это уже развитие событий. Основной вопрос: мог ли Пугачев остаться царем на Москве? И что было бы после?

Общеизвестно, что все крестьянские восстания в Европе кончались разгромом. Крестьянское войско непрочно. Недаром деревенская община называется словом «мир». Символический омоним. Мир земледельца – это его деревня. За свою деревню он сражается самоотверженно, чужая губерния его уже не волнует. В дальних походах он теряет пыл, норовит удрать в свою избу, в свою семью. И с восставшими рабами было подобное: они восставали, чтобы вернуться на родину. Войско Спартака таяло после побед – целые полки покидали его.

Но планета велика, у человечества тысячелетняя история, всякое бывало, любые найдешь примеры. Были победоносные восстания ра­бов, в Египте и в Финикии. Были крестьянские цари в Индии и Китае. В истории они не оставили никакого следа. Неведомо, почему их победа не дала ощутимых результатов.

Именно это интереснее всего в нашей если-истории.

Допустим, Пугачев укрепится в России. Что произойдет? Вся история свернет или, поколебавшись туда-сюда, выберется на привычный путь?

Поход на Москву – только первый этап в трудном восхождении царя Лже-Петра. Хорошо, вот он въехал в Кремль, отпраздновал победу. Дальше что?

Мы понимаем, что предстоят большие трудности, внешние и внутренние.

Внешние трудности – это прежде всего интервенция.

По всей вероятности, без интервенции не обошлось бы.

Во всяком случае, за революцией во Франции – в 1789 году, то есть вскоре после пугачевского времени последовала дружная интервенция Англии, Пруссии, Австрии, Испании, Голландии, Сардинии. Правда, последовала только через три года – в 1792-м. И еще можно заметить, что Россия в той интервенции не участвовала. Русская императрица при всей своей ненависти к восстаниям предпочла обделывать свои дела – теснила Турцию (именно тогда Суворов штурмовал Измаил) и кромсала Польшу.

А что могло произойти в параллельном мире после победы Пугачева? Пожалуй, обстановка была более или менее благоприятна для него. Англия не смогла бы принять участия в интервенции. У Англии восстали свои собственные американские колонии, это произошло в апреле 1775 года. Ближайшие соседи России – Швеция, Турция и Польша – находились в упадке. Швеция так и не оправилась после разгрома при Петре I, в самом худшем случае попыталась бы захватить только Петербург. Польшу раздирали междоусобные споры своевольных панов. Турция только что потерпела поражение в войне с Россией, рада была заключить мир. Кто же мог собраться выручать Екатерину? Пруссия и Австрия? Но они столько воевали друг с другом. Именно в те годы соперничали из-за влияния на Саксонию и Польшу. Право, умный дипломат мог бы их перессорить. Были у Пугачева умелые дипломаты? Нет, пожалуй. Возможно, какие-нибудь карьеристы перекинулись бы к нему в Москве. Ненадежный народ. Может быть, мне взять на себя миссию посла, отправиться в Берлин или в Вену? Но это не по правилам игры. Разыгрываем варианты истории, а не влияние на судьбы народов всезнаек из будущего.