Виталий Бугров - О фантастике всерьез и с улыбкой

Когда Эмиль окончательно насытился, мосье Ш. изложил ему свое не совсем обычное кредо. "Я живу только желудком и только для желудка! - заявил он. Есть - это высший долг! Все религии сделали из этого священный обряд: самая торжественная церемония католицизма - причащение, вкушение бога, тайная вечеря; метафизики-индийцы впадают в мистический экстаз при созерцании пупка центральной точки живота... Желудок - вот истинный бог человечества!"

Посетовав затем на то обстоятельство, что "желудок человека ограничен, позорно ограничен, и в довершение беды глаза у нас ненасытнее желудка", мосье Ш. закончил сенсационным признанием: "Я знаю благодетельное искусство заставлять других переваривать то, что я ем!" И предложил ошеломленному Эмилю Детушу за две тысячи франков ежемесячного дохода продать ему - мосье Ш. - свою пищеварительную энергию. Совершенно так же, как рабочие продают свою мускульную силу, инженеры - интеллектуальную, кассиры - честность, кормилицы молоко и материнские заботы...

(- Что это? - удивится искушенный читатель. - Малоизвестный рассказ фантастасатирика Ильи Варшавского? Нечто похожее, помнится, встречалось - и чуть ли не у него же...

Повременим с ответом на этот вопрос. Покончим вначале с содержанием рассказа...)

Обрадованный Эмиль Детуш подписал контракт на пять лет. И началась новая жизнь! Увы, далеко не сладкая, как вскоре же выяснилось.

Обретя Эмиля, мосье Ш., этот ужаснейший обжора, освободился от угрозы несварения желудка и теперь - неистовствовал!

А Детуш? Не различая ни запаха, ни вкуса, Детуш переваривал пищу, которую в неограниченных количествах поглощал его хозяин. Из дома Эмиль выходил только на прогулку, обусловленную одним из пунктов контракта: предусмотрительный мосье Ш. заранее позаботился о том, чтобы приобретенный им "мешок для провизии" поддерживал себя в "рабочем" состоянии. Большую же часть дня Эмиль проводил отныне в дремотной истоме. И отвращение пресыщенного и бессильного человека ко всему, что живет, движется, кричит, постепенно охватывало его душу. Чтобы вернуть себе исчезающее здоровье, Эмиль занялся гимнастикой, потом удвоил эти занятия, но... по мере того как он укреплял свой желудок, увеличивая его пищеварительную способность, его наниматель... увеличивал количество поглощаемых им продуктов!

Детуш попытался было разорвать контракт. Однако нотариус разъяснил ему, что это невозможно. "В нашем цивилизованном обществе бедняк существует не для себя, а для других..."

Настоящее было безрадостно, будущее - безнадежно.

Отчаявшись, Детуш бросился в Сену. Но его спасли... и приставили к нему здоровенного верзилу-сторожа. Тот поднимал Эмиля с постели, едва начинало светать, и заставлял долго бегать по полям, чтобы "приготовить патрону утренний аппетит". Начинался новый день удивительной каторги. Эмиль ложился, вставал, ходил, останавливался, садился по команде своего надсмотрщика. Смирившийся, подавленный, изнемогший, почти вконец отупевший, он жил без желаний, непрестанно страдая, без конца переваривая пищу, которую не ел.

Но в конце концов - взбунтовался. Ускользнув от сторожа, которого предварительно напоил, Детуш с пистолетом в руке проник к мосье Ш., когда тот, сияющий и благодушный, с красным лицом и со спокойной совестью, как раз собирался сесть за стол. Выстрелом в живот Эмиль уложил его. После чего, явившись в полицию, без утайки поведал печальную свою историю.

Врачи-психиатры признали Детуша сумасшедшим. Его заперли в Шарантоне, знаменитом парижском сумасшедшем доме, и подвергли насильственному лечению холодным душем и смирительной рубашкой. А мосье Ш., которому врачи спасли жизнь, спустя несколько недель возобновил свои чудовищные пиршества. Естественно, и в Шарантоне Детуш не был освобожден от неосмотрительно подписанного им контракта...

Таково содержание коротенькой, на двадцать - тридцать страничек, фантастической повести, которая хотя и напоминает рассказ "Индекс Е-81", не могла быть написана Ильей Иосифовичем Варшавским. Просто потому, что появилась-то она поначалу на немецком языке4, причем появилась еще в прошлом веке, в 1884 году.

Автором "Проданного аппетита" был... Поль Лафарг. Близкий друг и ученик К. Маркса и Ф. Энгельса, "один из самых талантливых и глубоких распространителей идей марксизма", как назвал его В. И. Ленин в своей речи на похоронах П. Лафарга в 1911 году.

Приступая к "невыдуманной" истории бедолаги Детуша, Лафарг со скрытой улыбкой напоминает в предисловии, что "Шамиссо, Мэри Шелли, Гофман, Бальзак и недавно Безант и Рис сообщали аналогичные случаи". И дальше откровенно иронизирует: "Дело врачей собрать и сравнить эти исключительные факты, которые были установлены людьми, достойными доверия, изучить их и сопоставить с чудесами, о которых повествует религия и которые они (то есть ученые-медики.В. Б.) лишают их сверхъестественного характера..."

Припомнив хотя бы недавно переизданную у нас повесть Адальберта Шамиссо о Петере Шлемиле, продавшем свою тень, или "Шагреневую кожу" Бальзака, или знаменитого "Франкенштейна" Мэри Шелли, не трудно заметить, чем качественно отличается "Проданный аппетит" от фантастических произведений упомянутых Лафаргом писателей. Все они трактовали беды и несчастья своих героев в плане сугубо абстрактной морали. И Шлемиль, и творец Франкенштейна, и герой Бальзака сами виноваты в этих своих бедах и несчастьях: это противоречивая от века человеческая натура толкнула их на необдуманные поступки, повлекшие за собою гибельные последствия...

Убежденный марксист Лафарг, конечно же, зорче своих "коллег по фантастике". Неправедное общество, социальная система, основанная на эксплуатации человека человеком, - вот где корень зла, вот в чем заключена истинная первопричина страданий Эмиля Детуша. И, стало быть, нечего сетовать на изначальную "порочность" человеческой души, и, стало быть, бесплодны самые добрые пожелания абстрактных моралистов. Надо, стало быть, попросту изменить установившиеся общественные порядки - а справиться с этим может только пролетарская революция...

На заре современной социальной фантастики Поль Лафарг сумел разглядеть ее огромную разоблачительную силу. Талантливый памфлетист, он блестяще реализовал в "Проданном аппетите" возможности жанра. Не зря же лежащее сейчас передо мною дореволюционное русское издание этой фантастической повести, выпущенное прогрессивным петербургским книгоиздательством "Молот", приходится на грозный 1905 год...

Князь Ватерлоо с Верх-Исетского завода

"...Полдюжины бравых наполеоновских канониров удивились, когда неожиданно и любовно оседлал Владычин гладкий ствол пушки.

"Ватерлоо!" - подумал Роман.