Игорь Бунич - Лабиринты безумия

Казавшаяся безнадежной затея, кажется, начинала удаваться.

За последние три месяца был проделан совершенно невероятный объем работ.

С середины февраля 1941 года шло сосредоточение и развертывание войск на границах с СССР.

В дополнение к имевшимся на советской границе 26 дивизиям летом 1940 года с 20 февраля по 15 марта 1941 года на Восток было передислоцировано 7 пехотных дивизий. В период с 16 марта по 10 апреля 1941 года в составе второго эшелона на Восток было переброшено 19 дивизий. Переброска третьего эшелона в составе 17 дивизий осуществлялась с 11 апреля по 21 мая. Большинство дивизий прибыли с Запада, а две – из Германии.

С 22 мая железнодорожный транспорт Германии был переведен на график ускоренного движения, и сосредоточение войск на Востоке резко увеличилось. С 22 мая по 5 июня в составе четвертого эшелона были переброшены 11 пехотных и 9 охранных дивизий. На 5 июня во всех трех группах армий насчитывалось 89 пехотных дивизий.

Пятый эшелон в составе 14 танковых, 12 моторизованных, 2 пехотных, 3 легкопехотных дивизий и 2 моторизованных бригад начал переброску 6 июня и должен был закончить ее 18-го.

К началу операции по плану «Барбаросса» создавались запасы горючего в расчете на 700-800 км марша для всех видов боевых машин и автотранспорта. В каждой пехотной дивизии имелось два боекомплекта боеприпасов, а в танковой – три. Этого должно было хватить на первые 10 суток боев.

14 июня Гитлер собрал последнее совещание по осуществлению плана «Барбаросса». Выслушав доклады командующих группами армий и танковых групп, уточнив ряд вопросов, связанных со взаимодействием вермахта с румынскими, венгерскими и словацкими войсками, Гитлер определил окончательную дату нападения – на рассвете 22 июня.

Условный сигнал к наступлению «Дортмунд».

Пообедав с генералами, Гитлер затем выступил перед ними с большой речью. Указав, что он вручает в руки армии судьбу страны, Гитлер подчеркнул, что совершенно невозможно больше терпеть на своих границах такую мощную армию, как сталинская. Он верит в свою армию и уверен, что большевистская армия, а равно большевистская идеология будут уничтожены быстро и решительно.

Все навсегда запомнили его слова, сказанные в канун нападения на СССР: « Лучше ужасный конец, чем ужас без конца ». Это не были слова Гитлера. Это – слова Гете. Но все поняли, что именно их он нес в своей душе, видя петлю, уже затягиваемую на его горле.

У товарища Сталина были собственные проблемы. Принимая решения, он обдумывал их со всех сторон, вычленяя особо опасные последствия. Задумав бросить армию в европейский поход, вождь отчетливо видел главную опасность: неизбежные широкие контакты военнослужащих Красной Армии с населением захваченных территорий, исповедующим совсем иную мораль, чем советские люди.

Сейчас, правда, другие времена. За двумя эшелонами армий вторжения развернуты дивизии НКВД. Политические и особые отделы пронизывают армию до уровня рог и взводов. Секретными директивами политорганы и особые отделы предупреждены о персональной ответственности за несанкционированные контакты военнослужащих с местным населением. В свою очередь Военные советы округов (фронтов) сообщают, что при столь резком увеличении численности вооруженных сил, обнаружилась острая нехватка политруков среднего звена от полка и ниже. Политучилища не справляются с новыми задачами, а их число в отличие от всех других училищ, практически не увеличилось за последние годы.

Поразмыслив, Сталин решил, что товарищи правы.

Было решено призвать в армию некоторое количество освобожденных партработников с предприятий и учреждений, тщательно их отобрав через горкомы и обкомы. Щербаков определил их количество в 3500 человек, но Сталин указал, что предстоящие военные действия неизбежно приведут к их убыли, а потому установил цифру в 3700 человек.

14 июня новый командующий Северо-Западным фронтом генерал-полковник Кузнецов отдал приказ по случаю своего вступления в должность. Слухи об аресте генерала Локтионова уже распространились по всем частям округа-фронта, что лихорадило личный состав. Надо было привести людей в чувство и успокоить их.

«Сегодня, как никогда, – говорилось в приказе генерал-полковника Кузнецова, – мы должны быть в полной боевой готовности… Надо всем твердо и ясно понять, что в любую минуту мы должны быть готовы к выполнению любой боевой задачи».

Уж Кузнецов-то хорошо знал, какая боевая задача предстоит.

В тот же день началось развертывание стрелковых корпусов Юго-Западного фронта на исходные позиции. Выдвижение войск осуществлялось под видом их передислокации на новую лагерную стоянку.

На Западном фронте, по приказу генерала армии Павлова на исходные позиции двинулись части стрелковых корпусов. Непосредственно к границе были придвинуты соединения четырех танковых корпусов.

Вечером 14 июня Нарком обороны отдал приказ военным советам Прибалтийского, Западного и Киевского округов о переводе управления войсками в заблаговременно развернутые фронтовые штабы Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов.

В частности, в шифрованной телеграмме, которую дал Жуков в Киевский Особый военный округ, указывалось: «Народный комиссар обороны приказал: управлению выйти в Тернополь, оставив в Киеве подчиненное Вам управление округа… Выделение и переброску управления фронта сохранить в строжайшей тайне, о чем предупредить личный состав штаба округа».

Аналогичные директивы были направлены во все пограничные округа, включая и Ленинградский.

15 июня, просматривая разведсводки, Сталин с горечью убедился, что практически вся советская разведка попала в сети англо-американских провокаторов. Со всех сторон сыпались предупреждения о предстоящем немецком нападении.

Разведчики просто сообщали то, что видели и слышали.

Вождь с утра находился в хорошем настроении, а потому позволил себе писать на сводках шутливые резолюции.

На донесении военного атташе в Берлине генерала Туликова, предупреждающего о том, что война начнется 22 июня, Сталин начертал: «Передайте этому тупому генералу, что это – английская провокация». Это резолюция товарищу Голикову.

Затем следует сводка от лично известного Сталину старого коминтерновца Леопольда Треппера, посылающего свои шифровки в центр под псевдонимом Жильбер.

Он также уверяет, что война начнется не позднее 22 июня.

Сталин поднял голову от бумаг и взглянул на сидящего в его кабинете генерала Фитина. Вздохнув, вождь сказал начальнику внешней разведки НКГБ, что удивлен, как это такой человек, как Треппер, старый коммунист, разведчик, поддается на удочку английской пропаганды. Фитин развел руками.