Григорий Чхартишвили - Но нет Востока и Запада нет (о новом андрогине в мировой литературе)

Единственный неанглоязычный прозаик номера – японка Ёко Тавада (р. 1960). С ранней юности она живет в Германии, стала билингвальной и в последнее время пишет не только по-японски, но и по-немецки. Повесть «Собачья невеста» получила в 1993 году главную японскую литературную награду – премию имени Акутагавы, что отражает общую тенденцию к космополитизации японского литературного истеблишмента. В 90-е годы приверженцы «кросскультурного» направления задают тон в литературе. Сам главный японский писатель Кэндзабуро Оэ по стилю абсолютно оксидентален и своими учителями называет Блейка, Бахтина и Йейтса.

Явных примет андрогинности в повести Ёко Тавады вроде бы нет: действие происходит в Токио, все персонажи – японцы. Однако «кросскультурность» этого произведения тем не менее совершенно очевидна. Полагаю, читатель без труда узнал в загадочно появившейся и столь же загадочно исчезнувшей учительнице Мицуко нашу старую знакомую Мэри Поппинс. Узнаваем и пародийный набор тем «политической корректности», так замучившей западного писателя: развенчание антропоцентризма; «животное-товарищ» неординарной сексуальной ориентации; «все, что естественно, – нестыдно»; «альтернативно одаренный ребенок»; права сексуальных меньшинств; загрязнение окружающей среды и прочее, и прочее. В общем, перед вами совершенно западный текст, только в оригинале он написан иероглифами, в столбик и справа налево.

Один спецвыпуск, естественно, не может охватить всю палитру современной андрогинной литературы (в частности, за рамками журнального номера остался франкофонный очаг, пусть менее обширный и интернационально восславленный, чем англоязычные, но тоже яркий и культурно значимый). Посему в качестве приложения к этой главе вниманию читателей предлагается

«Еще раз» – потому что в одном из недавних номеров журнал уже обращался к этой теме, исследуя кодировку одноименного рассказа Томаса Пинчона, для творчества которого понятие Термодинамического Затухания Жизни является ключевым. А «не последний» – потому что в будущем энтропия обещает стать главной проблемой человечества и о ней еще много будут писать и спорить, называя это явление самыми разными терминами.

Энтропия– функция состояния термодинамич. системы, изменение Э. (dS) в равновесном процессе равно отношению количества теплоты (dQ), сообщенного системе или отведенного от нее, к термодинамич. темп-ре (Т) системы. Неравновесные процессы в изолированной системе сопровождаются ростом Э., они приближают систему к состоянию равновесия, в котором S максимальна (СЭС, 1983).

Тех, кому это определение кажется непостижимо сложным, отсылаю к статье С.Кузнецова, который объясняет смысл понятия простыми и доступными гуманитарию словами. Нас же энтропия – толкуемая в самом расширительном и символическом смысле – сейчас интересует как общий алгоритм движения современного мира, алгоритм, одним из частных проявлений которого является рождение нашего героя, нового андрогина. В самом расширительном и символическом смысле энтропия – антипод двоичности и полярности, на которых до сих пор держался наш мир. Энтропия – это постепенное отмирание противостояния, конфликта, встречное движение Инь и Ян. Энтропийные процессы разворачиваются на наших глазах, охватывая наиболее благополучные (то есть цивилизационно продвинутые) регионы Земли. Там сжимаются все традиционные амплитуды, стираются казавшиеся непреодолимыми различия между «иметь и не иметь» (все население превращается в средний класс), между городом и деревней (основная масса жителей концентрируется в пригородах), между индустрией и сельским хозяйством, даже между полами (происходит феминизация мужчин и маскулинизация женщин – прямое движение к андрогину). При этом мало кем оспаривается, что нормальному человеку лучше живется именно в этой энтропийной зоне планеты, то есть человечество взирает на происходящий процесс с одобрением, а те, кто наблюдает за ним извне, – и с завистью, мечтая идти тем же путем. Амплитуда колебаний – социальных, экономических, политических – в таком завидном обществе затухает, жить там становится сытно, спокойно, приятно, но немножко скучно, в связи с чем юношей и девушек в период формирования личности тянет путешествовать в неблагополучные регионы – в тамошнем хаосе вроде бы больше жизни.

Быстрее всего процесс деполяризации и слияния идет в сфере идеологии и культуры. Мы все чаще слышим и читаем о едином мире, о планетарном мышлении, о создании глобальной культуры. Существует мнение, что всплеск местного патриотизма, агрессивного национализма, религиозной нетерпимости, наблюдаемый в 90-е годы во многих уголках планеты, – это защитная реакция человечества, которое нуждается в противовесе столь быстрой универсализации. Однако эти судороги все же скорее напоминают агонию. Зона бесконфликтности, вероятно, будет раздвигаться все шире по мере распространения зоны материального благополучия, которое несет с собой большую толерантность, которая есть готовность к компромиссу, который снимает социальную и эмоциональную напряженность… И так далее.

Глобализация мировой культуры – процесс, видимо, неизбежный. Как и всё под солнцем, он имеет свои плюсы и минусы. Вот взгляд оптимистический: глобализация сумеет вернуть человеку совершенство, «сделать из двух одно и тем самым исцелить человеческую природу» (Платон). Сформируется новый человек – универсально образованный, в равной мере владеющий культурным наследием и Востока, и Запада. Людям, имеющим общий культурный багаж и общий язык (уже можно догадаться, какой именно), будет легко понимать друг друга. И все закончится хорошо.

Взгляд пессимистический: глобализация приведет (уже привела) к засилью усредненного масскульта, к утрате национальной самобытности, к обеднению и выхолащиванию культуры, к всеобщей американизации и макдональдизации. И все закончится плохо.