Александр Хинштейн - Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги

В конце 1980-х имя драматурга Шатрова гремело по всей стране. Его пьесы на революционную тематику с неизменным успехом шли в лучших театрах страны, поражая неискушенного еще зрителя новизной трактовок исторических образов. Впервые за всю историю советской драматургии Шатров показывал вождей революции – Ленина, Дзержинского, Свердлова – без слащавого, лакового румянца. Главным же антигероем его пьес неизменно представал Сталин, этакая смесь Яго и Кабанихи в одном флаконе.

Новому руководству СССР такая интерпретация очень нравилась, ибо давала простые ответы на сложные вопросы. Шатрова привечал главный идеолог Кремля Александр Яковлев, благоволил сам Горбачев; в числе его главных покровителей значился помощник генсека Анатолий Черняев.

Если Горький был «буревестником» революции, то Шатров – «буревестником» перестройки.

Шатрова – почти официально – именовали ее (перестройки) прорабом, включали во всевозможные комиссии, а под конец избрали даже секретарем Союза театральных деятелей СССР. Тогда-то и познакомился он с Березовским, которого привели к Шатрову секретарь СТД Валерий Шадрин и искусствовед Александр Рубинштейн…

…Почему-то никто из исследователей Бориса Абрамовича не задался до сих пор очевидным, кажется, вопросом: как вышло, что еще в социалистическую эпоху мало кому известный коммерсант, не имея мохнатой «руки», в считанное время открыл сеть дилерских центров; построил первый в Москве частный (!) автосалон. Волшебных чар «АвтоВАЗа» для этого явно не хватало: влияние завода не распространялось далеко за пределы Куйбышевской области. Да и одними деньгами объяснить сей феномен невозможно: в советской стране главную роль играли связи, а вовсе не деньги.

Между тем у этого немого вопроса есть вполне осязаемый ответ: Михаил Шатров. Именно его влияние и протекция помогли Березовскому на начальных порах раскрутить «ЛогоВАЗ»; это потом уже подоспели и Авен с Гайдаром.

В первые же минуты знакомства с Шатровым Борис Абрамович мгновенно смекнул, сколь полезным может оказаться ему маститый драматург. Выражаясь современным лексиконом, Шатров стал для Березовского своеобразной «крышей»: секретарь СТД регулярно ходил к своим высокопоставленным поклонникам, лоббируя интересы «ЛогоВАЗа»; из альтруистических побуждений или за определенную мзду – история умалчивает.

«Шатров бывал у нас в офисе чуть ли не через день, – вспоминает бывший зам. генерального директора „ЛогоВАЗа“ Владимир Темнян-ский. – Кажется, получал даже какие-то деньги».

Проблемы «ВАЗа» были для Шатрова совсем не чужими: когда-то, в 1972 году, он написал о заводе целую пьесу в модном тогда стиле производственной драмы. Называлась она «Погода на завтра» и была поставлена Галиной Волчек в «Современнике», причем премьера ее состоялась на подмостках заводского ДК в Тольятти. (За это, как утверждает известный актер Станислав Садальский, творческий коллектив был облагодетельствован новенькими «копейками» по отпускной цене: так что ничего нового в жизнь советской творческой интеллигенции Березовский не привнес.)

Впрочем, не одно только это привлекало в Березовском Шатрова: к моменту их знакомства драматург активно носился с идеей строительства в Москве некоего международного театрального центра. По расчетам Шатрова – человека, надо сказать, отличавшегося патологической скаредностью – этот проект должен был в прямом смысле слова озолотить его создателей.

По сути, речь шла о создании первого в Советском Союзе многофункционального коммерческо-развлекательного центра; театральная часть составляла в нем лишь малую толику. Для Станиславского театр начинался с вешалки, для Шатрова – с магазинов и ресторанов…

Эта идея пришлась Березовскому по душе, она была выгодной со всех точек зрения – и коммерчески, и политически. В итоге было решено, что Шатров возьмет на себя представительски-лоббистские функции, а «ЛогоВАЗ» займется организационно-финансовыми вопросами.

Поначалу проект продвигался очень успешно: энергичный Шатров сумел перетянуть на свою сторону председателя СТД Кирилла Лаврова, главных режиссеров ряда столичных театров. Варианты предлагались самые разные: строиться на базе ефремовского МХАТа, театра Ермоловой, а то и вовсе начинать с нуля. Громкие имена театральных знаменитостей открывали перед Березовским любые двери.

Но потом тандем Шатрова – Березовского неожиданно дал трещину. В лучших традициях драматургии виной всему стала женщина: типичное «шерше ля фам».

К тому моменту Березовский прожил со своей женой Ниной больше двух десятков лет, произведя на свет дочерей Катю и Лизу.

Возможно, в студенческие годы Нина Березовская и слыла привлекательной, но к концу 1980-х она являла собой типичный образ среднестатистической советской домохозяйки, замученной стояниями у плиты и штурмом очередей.

«Если б потребовалось охарактеризовать Нину одним словом, то это слово „угрюмая“, – вспоминает один из тогдашних знакомых четы Березовских. – Она редко улыбалась, сторонилась шумных компаний. Бывало, придешь к ним в гости, Нина всегда мрачная; накрывает на стол, а на лице немой вопрос: „когда же вы уберетесь?“. Ей ничего не стоило начать пилить при людях мужа, упрекать в невнимании к семейным проблемам. Было очень заметно, что Бориса это тяготило».

Вряд ли подобная картина соответствовала представлением Березовского о женском идеале, но в условиях социалистической действительности, с ее парткомовскими аутодафе и разносами за аморалку, ни о чем другом он и думать не смел. Да и дочкам, особенно младшей, любимой, требовался отец.

Для научного работника эпохи развитого социализма Нина казалась вполне подходящей парой: надежная, преданная, домовитая.

А вот амбициозному бизнесмену нужно было совсем иное…

Галина Бешарова – так звали его новую симпатию – обладала как минимум тремя преимуществами перед законной женой: она была сравнительно молода (на 12 лет моложе Березовского), хороша собой и совершенно неизбалованна; ее папа Абдулхай служил сантехником в жэке, а брат – мясником в гастрономе. Сама Галина трудилась в Институте машиностроения имени Благонравова на скромной ставке инженера лаборатории газовой смазки, занималась организацией институтских выставок и имела за спиной неудачный опыт замужества.

(«Очень привлекательная красивая женщина, – описывает Галину ее сослуживица по институту Людмила Тихонова. – И вдобавок скромница».)

Познакомился с ней Борис Абрамович на какой-то вечеринке. Это была едва ли не первая дама, бескорыстно ответившая ему взаимностью. Более того: Галина заглядывала своему ухажеру в рот, с придыханием выслушивала все его рассказы; по сравнению с папой-сантехником и многочисленными татарскими родственниками, служившими носильщиками на вокзале (это был их наследный промысел), Березовский казался ей чуть ли не сверхчеловеком.